Здравомыслова темкина социальное конструирование гендера. Социальная конструкция гендера и гендерная система в россии

Факты:

Стажировалась в Беркли (University of California), Нью-Йорке (New School for Social Research), Хельсинки (Collegium for Advanced Studies, Alexanteri Institute), Будапеште (CEU). Итогом стажировок в Беркли и Нью-Йорке стала книга «Парадигмы социологии общественных движений», на основании которой в 1993 году была защищена кандидатская диссертация в Социологическом Институте РАН.

В качестве приглашенного преподавателя читала лекции в Москве, Самаре (СГУ), Вильнюсе (ЕГУ), Хельсинки, Тампере, Йоэнсуу (Университе Йоэнсуу), Вене (Венский университет), Магдебурге (Университет им. Отто-фон-Герике) и др.

Участие в профессиональных организациях: член исполкома «Международной социологической ассоциации» (2010-2014; 2002-2006), «Европейской социологической ассоциации» (2002-2004); член правления «Санкт-Петербургской Ассоциации Социологов». Член редколлегий журналов «Current Sociology», «NORA», «Sociology» и «Laboratorium», член рабочей группы Министерства Труда России по вопросам взаимодействия с социально ориентированными некоммерческими организациями, осуществляющими деятельность в области социальной поддержки и защиты граждан, повышения качества жизни людей пожилого возраста, поддержки материнства и детства, социальной адаптации инвалидов и их семей, в том числе содействия трудоустройству инвалидов, оценки деятельности государственных и муниципальных организаций социального обслуживания граждан (2018 - н.в.)

Со-руководитель больших исследовательских проектов: «Гендерное устройство частной жизни в современной России» (фонд Форда, 2008-2011), «Безопасность, сексуальное и репродуктивное здоровье» (фонд Карнеги, 2005-2007), «Новый быт»: формы семейной организации и изменения домашнего пространства» (Финская академия наук, 2004-2006), «Сексуальные и репродуктивные практики в России: свобода и ответственность» (фонд Форда, 2004-2005).

Получала гранты фонда Форда, фонда Макартуров, Карнеги, Белля, Центрально-Европейского университета, Финской академии наук и др.

Автор статей в научных журналах «Журнал исследований социальной политики», «Гендерные исследования», «Ab Imperio», «Новое литературное обозрение», «Социологические исследования», «Социологический журнал», «Anthropology of East Europe Review», «Demokratizatsiya», «International sociology», «Current Sociology», «European Journal of Women"s Studies», «Social Research», «Studies in East European Thought» и др.

Научный редактор и автор разделов в книгах: «Здоровье и доверие» (2009), «Новый быт в современной России: гендерные исследования повседневности» (2009), «Здоровье и интимная жизнь. Социологические подходы» (2012), «Практики и идентичности: гендерное устройство» (2010), «Российский гендерный порядок: социологический подход» (2007), «В поисках сексуальности» (2002), «Biographical Research in Eastern Europe» (2002).

More broadly, it demonstrates the vitality of gender research underway in Saint Petersburg and reflects a high level of engagement with, and contribution to, sociological conversations underway in the United States and elsewhere in the world. One hopes that this work will soon be published in translation, so that a wider swath of international interlocutors will speak back and the conversation will continue.

Jennifer Patico (из рецензии на книгу «Новый быт в современной России: гендерные исследования повседневности»).

Научные интересы: гендерные уклады постсоветских обществ, женская общественная активность, забота и эмоциональная работа в феминистской перспективе, репродуктивное здоровье (институты и практики).

Цитата: "Работа в научном учреждении нового типа и в исследовательском поле, позиции которого еще только определяются, – это те вызовы, на которые я отвечаю вместе с коллегами, принадлежащими к новым поколениям социологов".

Последние публикации :

На русском языке

• 2014 Феминистские рефлексии о полевом исследовании. Laboratorium 1: 84-112 (в соавторстве с А. Темкиной).
• 2014 «Чтобы выдрать клок, нужно приложить максимум усилий». Семейная политика поддержки материнства: как ею воспользоваться?, в: М.Пугачева, В.Жаркова (ред.) Пути России. Новые языки социального описания. М.: Новое литературное обозрение, 280-294 (в соавторстве с Е. Бороздиной, А. Темкиной).
• 2013 Доверие и сотрудничество врача-гинеколога и пациентки, в: В. Лехциер (ред.) Общество ремиссии на пути к нарративой медицине. Самара: Изд-во "Самарский университет", 124-169. (в соавторстве с Е. Здравомысловой).
• 2012 Как распорядиться «материнским капиталом» или граждане в семейной политике. СОЦИС №07 (в соавторстве с А. Темкиной и Е. Здравомысловой).
• 2011 Доверительное сотрудничество во взаимодействии врача и пациентки: взгляд акушера-гинеколога. (в соавторстве с Темкиной А.) В: Здоровье и интимная жизнь. Социологические подходы. Под ред. Е. Здравомысловой и А. Темкиной. СПб: Издательство ЕУСПб. Сс. 23-53.
• 2011 О значении позднесоветской феминистской критики (диалог со Светланой Ярошенко). В: Женский проект. Метаморфозы диссидентского феминизма во взглядах молодого поколения России и Австрии. М.: Алетейя. Cc.42-53.
• 2010 Культурный андеграунд 1970х годов. В: Разномыслие в СССР и России (1945-2008). Под ред. Б.М. Фирсов. СПб: Издательство ЕУСПб. Сс.131-158.
• 2009 Политика идентичности правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга». В: Общественные движения в России. Точки роста, камни преткновения. Под ред. П. Романов и Е. Ярская-Смирнова). М.: ООО «Вариант» ЦСПГИ.
• 2009 Гендерное гражданство и абортная культура. В: Здоровье и доверие. Под ред. Е. Здравомысловой и А.Темкиной. СПб: Издательство ЕУСПб. Сс. 108-135.
• 2009 Введение. Создание приватности как сферы заботы, любви и наемного труда. В: Новый быт в современной России: гендерные исследования повседневности. Под ред. Е.Здравомысловой, А.Роткирх и А.Темкиной. СПб: Издательство ЕУСПб. Сс. 7-30 (в соавторстве с А. Темкиной и А. Роткирх).
• 2009 Няни: коммерциализация заботы. В: Новый быт в современной России: гендерные исследования повседневности. Под ред. Е. Здравомысловой, А.Роткирх и А.Темкиной. СПб: Издательство ЕУСПб. Сс. 94-136.
• 2009 Ленинградский "Сайгон" - пространство негативной свободы. НЛО, N100.
• 2007 Няни в условиях изменения гендерного контракта: коммерциализация и профессионализация заботы. В: Социальная политика в современной России: реформы и повседневность. Под ред. П. Романова и Е.Ярской-Смирновой. М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ. С. 320-348.

На английском языке

• 2014 Using maternity capital: Citizen distrust of Russian family policy //European Journal of Women Studies. July. PP. 1-16. 2014 Gender"s crooked path: Feminism confronts Russian patriarchy // Current Sociology 62(1) (coauth Anna Temkina).Pp 253-270
• 2013 Perestroika and feminist criticism. In: Women and Transformation in Russia . Ed. by A.Saarinen et al. Taylor&Francis. Pp. 111-126
• 2012 Making and managing class: employment of paid domestic workers in Russia. In: Rethinking class in Russia. Ed. by Suvi Salmenniemi. Farnham: Ashagate, (co-author Anna Rotkirch, Olga Tkach).
• 2010 "What is Russian Sociological Tradition? Debates аmong Russian Sociologists". In: The ISA Handbook of Diverse Sociological Traditions. Ed. by S. Patel. Sage. Pp.140-151.
• 2010 Working Mothers and Nannies: Commercialization of Childcare and Modifications in the Gender Contract. Anthropology of East Europe Review 28(2): 200-225.
• "Make way for professional sociology!" Public sociology in the Russian context. Current Sociology 56(3): 405-414.
• 2008 Women and citizenship in Central and Eastern Europe. International Sociology 23(5): 706-710.
• 2008 Patients in Contemporary Russian Reproductive Health Care Institutions: Strategies of Establishing Trust. Demokratizatsiya 3(3): 277-293 (co-author A.Temkina).
• 2007 Who Helps the Degraded Housewife? Comments on Vladimir Putin"s Demographic Speech. European Journal of Women"s Studies 14: 349-357 (co-author Anna Rotkirch, Anna Temkina).
• 2007 Soldiers" Mothers Fighting the Military Patriarchy In: Gender Orders Unbound? Ed. by I.Lenz, Ch.Ullrich and B.Fersch. Barbara Budrich Publishers, Oplanden&Farmington Hills. Pp.207-228.

гендерной системы. Если первый подход рассматривает динамическое измерение гендерной культуры - процесс ее создания и воспроизводство в процессе социализации; то вторая концентрируется на гендерном измерении социальной структуры общества. Таким образом, теория социальной конструкции гендера позволяет изучать диахронический аспект культуры, а концепция гендерной системы - синхронический.

Для начала определим понятия, которыми мы пользуемся и которые пока еще не стали конвенциональными в отечественной социологии.

Гендер (gender), который часто называют социальным полом в отличие от биологического пола (sex), рассматривается как одно из базовых измерений социальной структуры общества наряду с классовой принадлежностью, возрастом и другими характеристиками, организующими социальную систему. " Гендер" - это социальный статус, который определяет индивидуальные возможности в образовании, профессиональной деятельности, доступе к власти, сексуальности, семейной роли и репродуктивного поведения. Социальные статусы действуют в рамках культурного пространства данного сообщества. Это означает, что гендеру как статусу соответствует гендерная культура.

Поясним нашу позицию.

Мы солидарны с теми социологами, которые рассматривают гендер как социальный конструкт (Lorber, Farell 1991). В основе данного конструкта лежат три группы характеристик: биологический пол; полоролевые стереотипы, распространенные в том или ином обществе; и так называемый " гендерный дисплей" - многообразие проявлений, связанных с предписанными обществом нормами мужского и женского действия и взаимодействия.

Мы используем здесь понятие " гендер", несмотря на всю сложность использования этого феминистского термина в российском дискурсе. Дискусии об этом термине идут не только здесь, но и в западной литературе (напр., Braidotti 1994). Мы согласны с критикой данного термина проф. И. Коном, однако не считаем возможным заменить термин " гендер" словосочетанием "полоролевые стереотипы" или "полоролевая культура". Гендер не исчерпывается понятием роли или совокупности ролей, предписанных обществом по признаку пола. Именно поэтому И. Гоффман ввел в свое время понятие гендерного дисплея, т.е. множества проявлений культурных составляющих пола (Goffman 1976: 69). Множественные размытые, зачастую незамечаемые культурные коды, проявляющиеся в социальном взаимодействии - суть гендерный дисплей.

Гендер - это измерение социальных отношений, укорененное в данной культуре. В нем есть элементы устойчивости и элементы изменчивости. В каждом обществе, особенно многокультурном и многонациональном, необходимо иметь в виду гендерное разнообразие. Это означает, что предписания и исполнения, соответствующие мужественности и женственности, могут быть различны для разных поколений, разных этнокультурных и религиозных групп, разных слоев общества. Для России такой подход также имеет смысл.

В нашем исследовательском проекте мы представляем ту гендерную культуру, которая воспроизводится среди российского образованного класса крупных городов. Мы придерживаемся теории социальной конструкции гендера и теории гендерной системы. Изложим основные положения названных выше теорий.

Основное положение теории социальной конструкции реальности (и социальной конструкции гендера как ее варианта) заключается в том, что индивид усваивает культурные образцы (паттерны) в процессе социализации, продолжающемся в течение всей жизни. Период первичной социализации связан в основном с бессознательными и пассивными механизмами усвоения культуры, в то время как вторичная социализация предполагает большую включенность когнитивных механизмов и возможность творческого преобразования среды. По данным психологов, гендерная идентичность - константа - формируется у детей в возрасте 5-7 лет, а в дальнейшем идет ее развитие и содержательное насыщение за счет опытов и практик (Spence 1984).

Важнейшим этапом вторичной социализации является возраст между 17 и 25 годами, когда, по словам К.Мангейма, формируется мировоззрение личности и ее представление о собственном предназначении и смысле жизни. Это период юности, в течение которого усваивается опыт поколения. События, пережитые и осмысленные в этом возрасте, становятся базовыми детерминантами ценностной доминанты (Mannheim 1952).

Значимость агентов социализации на разных этапах жизненного пути различна. В период младенчества и детства (первичной социализации) главную роль играют семья, группы сверстников, соответствующие средства массовой информации, школа, "значимые другие". В дальнейшем в период вторичной социализации, когда "уже социализированный индивид входит в новые сектора объективного мира своего общества" (Giddens 1994: 80), особенно значимы образовательные институты (учебные заведения), сообщества, средства массовой информации (Бергер и Лукман 1995: 213). Именно здесь формируется среда, которую восприемлет индивид, с которой он себя идентифицирует и существование которой он поддерживает.

Для нашего подхода чрезвычайно значимо понятие ре социализации. По определению Гидденса, это процесс, в результате которого происходит разрушение ранее усвоенных норм и образцов поведения, вслед за которым идет процесс усвоения или выработки иных норм. Как правило, ре социализация происходит в связи с попаданием в критическую и нерелевантную прежним нормам ситуацию. Такая ситуация может быть связана с вхождением в соответствующую среду в юношеском возрасте. Но для нас особенно важно, что ре социализация, в том числе в отношении гендера, наиболее вероятна в период современной трансформации в России. В процессе ре социализации возникают новые нормы (эмержентные нормы - Turner, Killian 1957), которые регулируют социальное взаимодействие в новых условиях.

Итак, в процессе социализации и ре социализации происходит воспроизводство и развитие гендерной культуры сообщества. Социализация конструирует гендер личности в сообществе, к которому данная личность принадлежит. Изучая социализационные процессы, мы работаем в диахроническом измерении - раскрываем динамику творения и воспроизведения культуры.

Синхронический аспект гендерной культуры мы описываем в терминологии " гендерной системы".

Понятие " гендерная система" включает разнообразные компоненты и по-разному определяется разными авторами. Так, шведская исследовательница Hirdman обозначает гендерную систему как совокупность отношений между мужчинами и женщинами, включая идеи, неформальные и формальные правила и нормы, определенные в соответствии с местом, целями и положением полов в обществе (Hirdman 1991:190-191). " Гендерная система - это институты, поведение и социальные взаимодействия, которые предписываются в соответствии с полом" (Renzetti & Curran 1992:

14). Кроме термина " гендерная система" используется и термин " гендерный контракт". Гендерная система представляет собой совокупность контрактов.

Гендерная система предполагает гендерное измерение публичной и приватной сферы. Она является относительно устойчивой и воспроизводится социализационными механизмами. Так, например, для "классического капитализма" первой половины 20-го века публичная сфера была преимущественно сферой мужской занятости, в то время как частная сфера - женской. Рыночные ценности диктовали примат публичной - мужской индустриальной сферы. При этом приватная - женская - домашняя сфера воспринималась как вторичная, второстепенная по значимости, обслуживающая. Соответственно поддерживалась иерархия ролей в гендерной системе, которая в феминистской теории обычно называется " патриархатной". Базовым гендерным контрактом был контракт "домохозяйки" (housewife) для женщины и "кормильца" (breadwinner) - для мужчины.

В постиндустриальном обществе изменяются ценности культуры, в том числе меняется гендерная система. Постепенно классический базовый гендерный контракт вытесняется - по крайней мере для среднего класса - контрактом "равного статуса" (equal status), в соответствии с которым на смену иерархии патриархата приходит выравнивание положения прав и возможностей мужчин и женщин как в публичной сфере (политика, образование, профессии, культурная жизнь), так и в приватной сфере (ведение домашнего хозяйства, воспитание детей, сексуальность и пр.) (Hirdman 1991: 19-20).

Наша исследовательская задача заключается в том, чтобы изучить как работают диахронический и синхронический подходы к гендерной культуре в российском контексте.

В исследованиях, представленных в данном сборнике, мы интересовались главным образом положением женщины. Мы вполне сознаем, что для реконструкции гендерной культуры необходимо не менее пристальное внимание к положению мужчин и к отношениям гендерного и полового взаимодействия, но мы только в начале пути.

Как конструируется гендерная идентичность образованного класса в России советского периода? Вплоть до самого последнего времени различались воспитательные модели для девочек и мальчиков из интеллигентных семей. Подготовка девочек к будущей роли "работающей матери" осуществлялась как в семье в период первичной социализации, так и в дошкольных детских учреждениях, позднее в школе, в общественных детских организациях (пионерская и комсомольская организации). Постоянно воспроизводилась д войная ориентация - на материнство и связанное с ним супружество, с одной стороны, и на активность в публичной и профессиональной сферах, с другой. Исследования детской литературы (Gerasimova, Troyan, Zdravomyslova 1996), интервью с родителями и воспитателями дошкольных учреждений, биографические интервью указывают на то, что доминирующий образ женственности предполагает то, что мы назвали "квази эгалитарным" стереотипом - вспомогательная, но важная роль на службе и материнское предназначение. Именно это наблюдали женщины в своих семьях, где большинство респонденток говорит о работающих матерях и бабушках; читали сказки, где не столько дом был миром Василисы Прекрасной, но и мир становился ее домом. При этом дискриминирующие паттерны, характерные для всякого индустриального общества, воспроизводились, но в камуфлированном виде. Для советского социализма зафиксировано общественное разделение труда по признаку пола, где женщины были в основном заняты в менее престижных и менее оплачиваемых отраслях, связанных с функцией социальной заботы. Социализация во многом связана с механизмами произвольного и бессознательного усвоения общественных норм, поэтому ее результаты не воспринимаются как дискриминация, если нет обстоятельств, приводящих к ре социализации. Укажем на специфические агенты гендерной социализации в советской России.

Роль семьи оказывается весьма специфичной. Это семья, где, как правило, работают оба родителя, и в которой необходимо исполнение роли бабушки. Бабушка - это не родственник, а определенная функция, которую могут выполнять различные родственники, близкие люди или оплачиваемые няни. Эта роль зафиксирована в мифологеме об Арине Родионовне - няне Пушкина. Бабушка - это мощный фактор воспитания и транслятор традиционной культуры. Мать - это как правило, работающая мать, а отец - часто депривированный субъект.

В формировании образа женственности большое значение до сих пор играет детская литература и детское чтение. Этот тезис для нас чрезвычайно важен, особенно при сравнении с западной культурой, где чтение детям вслух не столь распространенная практика воспитания. То, что читается детям вслух, как показывают исследования, проведенные с нашим участием, воспроизводит разнообразные ролевые стереотипы. Гендерный дисплей однозначно и грубо идентифицирует мужественность и женственность, однако ролевое наполнение не соответствует классически патрархатному разделению ролей. Сильная и доминирующая мать - архаическая богиня и царевна из старинных русских сказок, которая выполняет "мужские роли" и может переодеваться в мужские платья - это героиня русского фольклора (Gerasimova, Troyan, Zdravomyslova 1996; Hubbs 1988).

Детский сад - важный агент социальной конструкции гендера. Это учреждение необходимо для воспроизведения и поддержания гендерной системы России. Методические рекомендации по дошкольному воспитанию и профессиональный ежемесячный журнал "Дошкольное воспитание" могут стать специфическим предметом исследования, так же как установки и практики воспитания. При том, что эксплицитно не существовало никакого дифференцированного воспитания по признаку пола, имплицитно оно присутствовало в детских играх, прежде всего ролевых и сюжетных.

Вторичная социализация в школе и в общественных коммунистических организациях также определяла гендерную систему в России. Особую роль следует уделить в дальнейшем исследовании специфическому "спонтанному" сексуальному воспитанию, агентами которого были сверстники или старшие братья и сестры, но не специалисты и не родители. Это и привело к тому, что И. Кон называет сексистским бесполым обществом (Kohn 1995).

Мы подчеркиваем, что социальная конструкция гендера различна для разных социальных классов (страт), разных этносов и религиозных групп. До сих пор наш исследовательский интерес ограничивается европейской городской Россией и ее образованным классом (интеллигенцией). Однако стоит отметить, что унификационная политика решения "женского вопроса", проводимая советским государством, привела к определенной однородности институтов, обеспечивающих формирование гендерной идентичности в советском обществе.

Мы утверждаем, что в советской культуре доминировал тип гендерного контракта, который можно назвать "контрактом работающей матери" (Rotkirch, Temkina 1996). Этому соответствует и социализационный паттерн работающей матери, и общественное разделение труда, поддерживавшееся политикой партии и государства. Повторим еще раз, что такой гендерный контракт подразумевает обязательность "общественно-полезного" труда в советском обществе и "обязательность" выполнения миссии материнства как женского природного предназначения.

Особенностью советской и постсоветской гендерной системы является сочетание в ней эгалитарной идеологии женского вопроса, квази- эгалитарной практики и традиционных стереотипов.

Исторические традиции

Традиционные идеалы и квази- эгалитарная практика уходят корнями в российскую (предсоветскую) историю. Традиционное доиндустриальное общество бессмысленно описывать в категориях частной и общественной сфер. Это разделение характеризует процесс модернизации. Женщина в традиционном обществе, выполняя роли хозяйки, матери, занимаясь сельскохозяйственным трудом, не выходит при этом за пределы "своего дома" как своего хозяйства. Социальная роль и влияние женщины в традиционном обществе оценивается как чрезвычайно значимая. Рудименты этой роли сохранились в условиях советского типа модернизированного общества.

В России также запаздывало формирование среднего класса, буржуазии и буржуазных ценностей, которые в Европе лежали в основе сочетания практики и идеала домашней хозяйки, разделения сфер жизни по гендерному признаку: общественная публичная (public) = мужская, частная или приватная (private) = женская. (Engel 1986: 6-7, см. также Glikman 1991, Edmondson 1990, Stites 1978). Традиционные образцы гендерного поведения сочетались с модернизированными.

Гендерная система, окончательно сложившаяся в России (СССР) в 30-е годы, соединила радикальные марксистские и традиционные российские ценности. Вовлечение женщины в производство за пределами семьи в сочетании с традиционными ценностями (Clements 1989): 221, 233) легло в основу доминирующего гендерного контракта.

Доминирующий гендерный контракт

В соответствии с наиболее распространенным - доминирующим - гендерным контрактом женщине предписывалось работать и быть матерью. Однако в деятельности вне дома, формально и неформально обязательной для советской женщины, не предписывалось стремления к карьере. Последнее обстоятельство особенно распространялось на женское участие в политической сфере. Политика считалась и считается мужским делом; хотя "нормативно" низкая политическая активность женщин имеет в советском обществе и особые причины. При участии в политике, которое было обеспечено официальными квотами, предполагалось воспроизведение традиционной женской роли - социальной защиты. Вопросы семьи, материнства и детства считались основными в политической деятельности женщин. Таким образом гендерный контракт воспроизводился и на политическом уровне. Такой феномен мы наблюдаем не только в России. В 1960-е годы, когда впервые стало фактом массовое участие женщин в политической деятельности в Скандинавии - "социальное материнство" стало сферой их политической деятельности.

Оценка как второстепенных сфер политической деятельности, за которые несут ответственность женщины, относительна. В современном обществе благосостояния вопросы здравоохранения, социального обеспечения, экологии выдвигаются на передний план. в связи с изменением ценностей постиндустриального общества. Соответственно оказывается, что женщина ответственна за важнейшие сферы.

Специфика гендерного контракта "работающая мать" заключается не только в том, что предполагается участие женщин в общественно полезном труде и контролируемой общественной деятельности, но и в ее роли в приватной сфере социалистического общества. Частная сфера имела особый характер при социализме. Именно она ком пенсировала отсутствие свободной общественной сферы, и именно здесь женщина была традиционно доминирующей. Советский тип модернизации предполагал изменение роли в приватной сфере таким образом, что она являлась личностно чрезвычайно значимой, затруднялся ее контроль со стороны авторитарного государства, и потому она становилась ареной квази-общественной жизни. Роль женщины в советском обществе напоминает ее роль в традиционных аграрных культурах, где гендерная роль традиционна, но важна настолько, что зачастую такую гендерную систему называют матриархатом. Традиционная советская "кухня" - сфера женского доминирования - была символом свободы и интеллектуальной жизни. Особенно ярко это видно в исследовании открытых домов диссидентов (см. Lissyutkina 1993: 276). По словам других исследователей, в условиях государственного социализма значимой была не дихотомия общественное/частное, а дихотомия государство/семья, когда семья являлась эрзацем общественной (публичной) сферы, представляя собой анти-государство и сферу свободы (Havelkova 1993).

Кроме того, в условиях тотального дефицита частная сфера была сферой особой деятельности по организации повседневной жизни, где доминировала система отношений "взятка-блат", система государственного распределения и привилегий отдельных групп. Эта деятельность требовала специальных навыков, организационных и коммуникативных умений, где также очевидно гендерное измерение.

Женский активизм

материнские, и др. Гендерная идентичность, основанная на отказе - явном или скрытом - от традиционной роли, может стать идейным мотивом участия в разнообразных формах феминизма (радикального, эмансипационного, либерального, и др.).

Для изучения культуры (в том числе гендерной), особенно той, в рамках которой исследователи существуют сами, необходим специфический культурно чувствительный инструментарий, который обеспечит как бы "взгляд со стороны". Мы считаем, что одним из таких методов может быть биографическое нарративное интервью. В ходе него рассказчик-респондент представляет нарративы о собственной жизни, где этап за этапом возникают картины практик обыденной жизни. Несомненно, что всякий такой рассказ идеологизирован. Ясно также, что ре социализация предполагает особенное внимание к идеологической окраске рассказа (это очевидно в нарративах феминисток). Тем не менее, если исключить участвующее наблюдение и анализ материально-вещной среды (символов культуры), то анализ текстов таких интервью, особенно нарративов, описывающих конкретные практики, является, пожалуй единственным способом воссоздать уже уходящую культуру.

ЛИТЕРАТУРА

Бергер П. и Т. Лукман. 1995. Социальное конструирование реальности. М.

Айвазова С. 1991. Идейные истоки женского движения в России // "Общественные науки и современность" №4, с. 125-132.

Воронина 0.1988. Женщина в мужском обществе // Социологические исследования. 1988. № 2.

Воронина О. 1990. Женщина - друг человека? Образ женщины в массмедиа // Человек. № 5.

Клименкова Т. 1993. Перестройка как гендерная проблема. В сб.: М. Liljestrom et al. (Eds.) Gender Restructing in Russian Studies. Tampere. Pr. 155-162.

Кон И.О. 1993. Устные лекции в Центре гендерных проблем. СПб.

Посадская А. 1993. Интервью в журнале "Огонек" №38.

Римашевская Н.М. (отв. ред.) 1991. Женщины в обществе: реалии, проблемы, прогнозы. М. Наука.

Римашевская Н.М. (отв. ред.) 1992. Женщины в меняющемся мире. М. Наука.

Braidotti, R. 1994. Nomadic Subjects. N.Y., Columbia University Press.

Clements, B.E. 1989, The Birth of the New Soviet Women. In: Gleason A., ed. et al. Bolshevik Culture. Bloomington. Indiana Univ. Press.

Edmondson, L. 1990. Women and Society in Russia and the Soviet Union. Cambridge University Press, Cambridge.

Engel, B.A. 1986. Mothers and Daughters: Women of the Intelligensia in Nineteenth Century Russia. Cambridge. Cambridge University Press.

Gerasimova, K., Troyan, N.. Zdravomyslova, E. 1996. Gender Stereotypes in Pre-school Children"s Literature. In:

A.Rotkirch and E.Haavio-Mannila (Eds.) Women"s Voices in Russia today. Dartmouth.

Giddens, A. 1994. Sociology. Polity Press.

Glikman, R. 1991. The Peasant Woman as Healer. In:

Clements et al. (Eds.) Russia"s Women: Accomodation, Resistance, Transformation. Berkeley, University of California Press.

Goffman, E. 1976. Gender Display // Studies in Anthropology of Visual Communication. № 3, pp. 69-77.

Havelkova, H. 1993. A Few Pheminist Thoughts. In Funk, N. & Mueller, M. (Eds.) Gender Politics and Post-Communism. N.Y., L: Routledge. Pp 62-74.

Hirdman, Y. 1991. The Gender System. In: T. Andreasen, et al. (Eds.) Moving on. New Perspective on the Women"s Movement. Aarhus Univ. Press. Pp. 208-220.

Hubbs, J. 1988. Mother Russia: The Feminine Myth in Russian Culture. Indiana University Press.

Kohn, 1.1995. The Sexual Revolution. N.Y. The Free Press.

Lissyutkina, L. 1993. Soviet Women at the Crossroads of Perestroyka. In: Funk N., ed. Gender Politics and Post-Communism. N.Y., L: Routledge.

Lorber, S., Fare", S. (Eds.). 1991. The Social Construction of Gender. Sage Publications.

Mannheim, K. 1952. The Sociological Problem of Generations In: Essays on the Sociology of Knowledge. London.

Posadskaya, A. and E. Waters. 1995. Democracy Without Women is not Democracy: Women"s Struggle in Postcommunist Russia. In: A. Base (Ed.) The Challange of Local Feminisms. Wesview Press. Pp. 374-405.

Rotkirch, A., Temkina, A. 1996. The Fractured Working Mother and Other New Gender Contracts in Contemporary Russia //Actia Sociologia. В печати.

Renzetti С. & Curran D. 1992. Women, Men and Society. Boston: Allyn & Bacon.

Spence, J. 1984. Gender Identity and Its Implications for the Concepts of Masculinity and Femininity, - Nebraska Simposium on Motivation, Vol. 32. University of Nebraska. Lincoln and London.

Shiapentokh V. 1989. Public and Private Life of the Soviet People: Changing Values in Post-Stalin Russia. N.Y.:

Oxford Univ. Press.

Stites, R. 1978. The Women"s Liberation Movement in Russia. Princeton University Press.

Turner, R. and L. Killian. 1957. Collective Behavior. Englewood Cliffs.

Введение

Исследование гендерных отношений постепенно становится неотъемлемой частью большинства социальных и гуманитарных наук, при этом разные науки и научные сообщества обладают разной степенью чувствительности к включению гендерной тематики в свое интеллектуальное поле. Наиболее гендерно сензитивными оказываются антропология, психология, социология, отчасти филология и философия; гендерно нечувствительными – политология, история, экономика. Можно согласиться со следующими утверждениями: «в России среди сложившихся обществоведческих дисциплин наиболее интенсивно в последние годы осваивает гендерную проблематику именно социология» (1, с. 188), «достаточно очевидным является то, что самое интенсивное их (гендерных исследований – ЕЗ, АТ) распространение происходит через социологию» (2, с. 352).
Мировая социология, которая в России все еще часто именуется западной, инкорпорировала гендерный подход в свои дисциплинарные рамки (см. многочисленные учебники по социологии, в том числе переведенные в 1990е годы на русский язык учебники Нейла Смелзера (3) и Энтони Гидденса (4, 5). Сформировалось также отдельное направление феминистской социологии (см. например, 6). Российская социология в настоящее время находится в стадии включения гендерного подхода в теорию, методологию и в область эмпирических исследований. Новизна гендерного подхода в российской социологии имеет институциональный и когнитивный эффект, которые мы попытаемся осмыслить в данной статье. Становление нового исследовательского направления предполагает освоение опыта развития этой области знания в другом институциональном и политическом контексте (хронотопе). Развитие гендерного подхода в российской социологии предполагает социологически информированный анализ становления гендерных исследований на Западе.

Наша задача заключается в том, чтобы представить читателю некоторую схему развития теоретических представлений о социологии гендерных отношений и наметить некоторые возможности их применения для исследования гендерных отношений в России. Структура статьи может быть представлена следующим образом. Сначала мы покажем, каким образом гендерные отношения осмысливались в классических и постклассических социологических теориях, вошедших в так называемое основное русло социологического знания. Затем мы изложим наше представление о сути гендерного подхода в социологии.

Социология отношений полов: гендерное изменение социологической теории.
Всякая социологическая теория предполагает некоторую интерпретацию социально организованных отношений между полами. Обсуждение мужественности и женственности и их соотношения мы можем найти у Маркса и Дюркгейма, Зиммеля и Парсонса, Хабермаса и Бурдье, Гидденса и Лумана, Гофмана и Гарфинкеля и пр. Концепция общества и социальной структуры определяет интерпретацию гендерных отношений в рамках этой концепции («Каков поп, таков и приход»). В рамках классической и постклассической социологии вплоть до середины 1970- х годов термины «гендер» и «гендерные отношения» не употреблялись, интересующая нас область социальной реальности анализировалась в терминах отношений межу полами. Однако, обсуждая отношения между полами, социологи часто выходили за пределы профессионального канона, а рассуждения о поле в конечном счете сводилось к постулату о базовой биологической дихотомии между мужчиной и женщиной. Такую позицию принято называть биологическим детерминизмом или эссенциализмом. Проиллюстрируем этот тезис на примере марксизма, структурного функционализма и драматургического интеракционизма.
Логика марксистской социологии при всех вариантах приводит исследователей к утверждению, что гендерные отношения, т.е. отношения между полами, это один их аспектов производственных отношений, которые мыслятся как отношения эксплуатации. При этом разделение труда между мужчиной и женщиной рассматривается как первичное, необходимое для существования человеческого рода. «Вместе с этим (ростом потребностей – ЕЗ, АТ) развивается и разделение труда, которое вначале было лишь разделением труда в половом акте, а потом – разделением труда, совершавшимся само собой или «естественно возникшим» благодаря природным задаткам (например, физической силе), потребностям, случайностям» (7, с. 30)
Эмиль Дюркгкейм связывает изменение положения полов с общественным разделением труда и развитием цивилизации. В результате социального развития, считает Дюркгейм, «один из полов завладел эмоциональными функциями, а другой – интеллектуальными» (8, с.61). В основании диссоциации функций находятся «дополняющие друг друга – (т.е. природные – ЕЗ, АТ) различия» (8, с. 58).
Колоссальное влияние на осмысление отношений между полами в социологической мысли имели труды Талкотта Парсонса (9, 10), особенно совместная монография Парсонса и Бэйлза (10). Этот подход стал парадигмальным, получив название поло-ролевого. Согласно ему, женщина выполняет экспрессивную роль в социальной системе, мужчина – инструментальную. Экспрессивная роль означает, говоря современным языком, осуществление заботы, эмоциональной работы, поддержание психологического баланса семьи. Эта роль — монополия домашней хозяйки, сфера ответственности женщины. Инструментальная роль заключается в регуляции отношений между семьей и другими социальными системами, это роль добытчика, защитника. Типы ролевого поведения определяются социальным положением, ролевые стереотипы усваиваются в процессе интериоризации норм, или ролевых ожиданий. Правильное исполнение роли обеспечивается системой поощрений и наказаний (санкций), положительных и отрицательных подкреплений. При этом, исходным основанием поло-ролевого подхода является имплицитное признание биологического детерминизма ролей, отсылающее к фрейдистскому представлению о врожденных мужском и женском началах.
Поло-ролевой подход оказался настолько востребованным, что и в его рамках и за его пределами вплоть до настоящего времени используются понятия мужской и женской роли. Данный подход стал общим местом научных и повседневных обсуждений мужского и женского. Как указывает австралийский социолог Роберт Коннелл, биологическая дихотомия, лежащая в основе теории ролей, убедила многих теоретиков в том, что в отношения полов не включают измерения власти, «женская» и «мужская» роли молчаливо признаются равнозначными, хотя и разными по содержанию (12).
Обратимся к положениям драматургического интеракционизма Ирвина Гофмана. Половые различия рассматриваются им с точки зрения социального взаимодействия, предоставляющего индивидам средства для выражения их гендерной идентичности. Механизмом создания гендера является гендерный дисплей – набор ритуализированных действий, совершаемых индивидом в ситуациях взаимодействия лицом-к-лицу. Данные действия воспринимаются как выражение естественной половой сущности индивидов. «Гендерная игра», осуществляемая в социальных взаимодействиях, становится «естественным» проявлением сущности (биологического пола) актеров, которая организована социально. Половые различия наделяются социальным смыслом в соответствии с принципами институциональной рефлексивности (13, 14).
Итак, до распространения феминисткой критики в 70-е годы, интерпретация полов в социологии в своем основании так или иначе содержала эссенциалистские принципы. Это касается и марксистской социологии, и структурно-функционального анализа, и социологии микроуровня. Социология практически всегда включала в свое поле рассмотрение отношений полов, которое зависело от общего теоретического подхода, пол при этом интерпретировался как «аскриптивный» или приписанный статус.
Гендерный подход, сформировался как критика представлений классической социологии о природе отношений между полами. В его рамках статус пола перестает быть аскриптивным. Гендерные отношения рассмиатриваются как социально организованные отношения власти и неравенства.

Гендерный подход в социологии

Термин «гендерный подход» возникает в социологии в 1970е годы. Он формируется как оппозиция исследованиям отношений между полами. Под гендерным подходом в социологии мы понимаем анализ отношений власти, организованных на основании культурно-символического определения пола. Культурно символическое определение пола (то, что называется гендером) — это комплексная характеристика статуса, которая возникает на пересечении множества признаков индивида и/или группы. Таким образом, гендерный подход – представляет собой вариант стратификационного подхода, в нем всегда присутствует тезис о неравном распределении ресурсов по признаку приписанного пола, об отношениях господства-подчинения, исключения-признания людей, которых общество относит к разным категориям пола. Гендер становится «полезной» многоуровневой категорией социального анализа (15), которая «работает» на уровне анализа идентичности, межличностных отношений, системном и структурном уровне.
Гендерный подход на Западе разрабатывается в 1970е годы как когнитивная практика женского движения второй волны и как критика социальной теории, и потому во многом определяется закономерностями развития последних. Исследования опираются на адаптирование социальной теории к проблематике социальных отношений между полами. При этом основное русло социологии критикуется как то, которое выстраивается из рефлексии опыта публичной сферы, где доминировал в течение всего периода модернизации мужской опыт.
Феминистская критическая мысль осваивает и развивает марксизм, структурно-функциональный анализ и драматургический интеракционизм.
Феминистские последователи марксизма предлагают (по крайней мере) два варианта концептуализации гендерных отношений. Во-первых, они утверждают, что сфера воспроизводства является столь же значимой для социального порядка, как и сфера производства. Воспроизводство – мир домашнего хозяйства, семьи и деторождения – это сфера восстановления и пополнения рабочей силы, где главным действующим лицом является женщина, при этом ее рабочая сила и домашний+эмоциональный труд не замечается и не оплачивается капиталистическим индустриальным обществом. Таким образом, марксистские феминистки мыслят сферу воспроизводства как сферу угнетения женщин. Капиталистическая эксплуатация в системе производственных отношений рассматривается как производное от первичного угнетения женщины в семье.
Второй шаг феминизма заключается в выдвижении концепции «двойной системы» угнетения женщин в современном обществе. Капитализм и патриархат – это параллельно действующие системы, которые создают структурные факторы гендерного неравенства. Главная мысль этой теории заключается в том, что капитализм и патриархат являются отличными друг от друга и равно всеобъемлющими системами социальных отношений, которые сталкиваются и взаимодействуют между собой. В результате наложения двух систем эксплуатации возникает современный общественный порядок, который может быть назван «капиталистическим патриархатом». Анализ гендерных отношений требует самостоятельной теории, логически независимой от классовой (см. 16).
В марксистской феминистской традиции неравенство материальных ресурсов и жизненных возможностей мужчин и женщин рассматриваются как структурно обусловленные (капитализмом и/или патриархатом), а сами «женщины» и «мужчины» — как относительно недифференцированные категории (иногда – как «социальный класс»). Отношения между категориями – это отношения неравенства и эксплуатации (патриархата), при которых женщины как класс дискриминированы в публичной сфере. Структуралистские концепции, адаптированные такими феминистскими теоретиками, как Джульетт Митчелл и Гейл Рубин (17), исходят из того, что положение индивида определяется его положением в структурной оппозиции «мужчина – женщина». Инкорпорируя в анализ поло-родовых отношений и сексуальности идеи Маркса-Энгельса и К. Леви-Стросса, политэкономию и структурализм, Г. Рубин вводит понятие поло-гендерной системы. Это понятие стало одним из основных в гендерном подходе. Согласно Рубин, «в каждом обществе существует…система “пол/гендер” (sex/gender system) — определенная организация, посредством которой биологический “сырой материал” половой жизни и воспроизводства человека подвергается человеческому, социальному вмешательству и приобретает определенные конвенциональные формы». Иными словами, поло-гендерная система — это «набор механизмов, с помощью которых общество преобразует биологическую сексуальность в продукты человеческой деятельности и в рамках которых эти преобразованные сексуальные потребности удовлетворяются» (17).
Феминистки переосмысливают также и функционалистский поло-ролевой подход. Так, либеральный феминизм (одно из направлений феминистской мысли), критикуя, адаптирует положения парсонсианства (в том числе о напряжении половых ролей и кризисе американской семьи), используя их для анализа угнетения женщин и мужчин предписанными традиционными ролями. Феминистский подход в этом своем варианте остается структурно-функционалистским, однако меняется пафос анализа гендерных отношений: акцент делается на измерение неравенства, на обоснование возможностей изменений в содержании этих ролей. Примерами такого варианта гендерного подхода являются исследование по андрогинии Сандры Бем, которая разработала методику измерения степени маскулинности и фемининности (18) , книга Б. Фридан «Мистика женственности» (19) и многочисленные последующие феминистские исследования, которые используют понятия социализации, роли и статуса для интерпретации различий положения женщин и мужчин в обществе. Согласно этой позиции, поведение мужчин и женщин различно, поскольку оно соответствует разным социальным ожиданиям. Исследователи показывают, как эти ожидания воспроизводятся такими социальными институтами, как школа, семья, профессиональное сообщество, средства массовой информации (напр.: 20, а также обзор Ирины Клециной (21). Изменяющиеся ожидания становятся главной темой обсуждения социальных ролей в этом варианте гендерного подхода. Роли, предписанные представителям разного пола перестают рассматриваться как взаимодополняющие, делается акцент на их иерархию и отношения власти.
Поворот исследовательского интереса от уровня структур к уровню действий, к социологии повседневности, позволил феминистским теоретикам инкорпорировать идеи социального конструирования реальности (22) в анализ гендерных отношений (23, 24). Драматургический интеракционизм и этнометодология вписывается в русло «социально-конструктивистского поворота» в социальных науках и радикализируется в гендерных исследованиях. В этой перспективе гендер понимается как социально-сконструированное отношение связанное с категоризацией индивидов по признаку пола. Микросоциология концентрирует внимание на уровне повседневных взаимодействий, посредством которых производятся разные гендерные отношения в разных культурах.
Теория социального конструирования гендера основана на различении биологического пола и социальной категории принадлежности к полу. Гендер определяется как работа общества по приписыванию пола, которая производит и воспроизводит отношения неравенства и дискриминации. «Женщины» (как и «мужчины») более не рассматриваются как недифференцированные категории, напротив, категория различия становится основной в определении женственности и мужественности. Различия задаются через контексты возраста, расы и сексуальной ориентации.
Социологи-конструктивисты обращаются к тому, как воспроизводится гендерное неравенство в повседневном взаимодействии «здесь и сейчас». Американские феминистские социологи Кэндес Уэст и Дон Зиммерман (23) утверждают, что создание гендера происходит постоянно во всех институциональных ситуациях на микроуровне. Вслед за Ирвином Гоффманом они считают, что отнесение индивидов к той или иной категории по признаку пола является существенно значимым для социально компетентного («подотчетного») поведения. Успешная коммуникация опирается, как правило, на возможность однозначной идентификации пола собеседника. Однако, категоризация по признаку пола, далеко не всегда однозначна и не обязательно соответствует биологическому полу индивида. Приписывание пола происходит согласно правилам создания гендера, принятым в данном обществе и выражаются в гендерном дисплее. Понятие гендерного дисплея используется авторами для утверждения социальной сконструированность не только гендерных различий, но и биологического пола.
Итак, гендерный подход развивается как феминистская критика основных направлений социологии.Однако под влиянием феминистской критики в настоящее время в западной социологии произошли такие изменения, которые уже не позволяют отделить тематику отношений полов от собственно гендерного подхода. В настоящее время гендерные исследования в области социологии сталкиваются с теми же проблемами, что и социологическое знание в целом, а именно с проблемой соотношения уровней структур и действия, с полемикой символического интеракционизма и этнометодологии, с одной стороны, и структурализма и функционализма, с другой. Варианты решения этой проблемы мы можем найти в объединительной парадигме, вслед за сторонниками которой (такими как П.Бурдье и А.Гидденс), в рамках гендерных исследований осуществляется попытка сочетания уровней структур и действия. Попытку концептуализировать гендерные отношения в рамках объединительной парадигмы делает австралийский социолог Роберт Коннелл (см. напр. 25). Анализ практик позволяет исследовать как через социальные взаимодействия на микроуровне осуществляется конструирование социальных отношений. Анализ структур дает возможность исследовать ограничения макроуровня, которые являются условиями осуществления практик. В рамках данного подхода гендерные отношения рассматриваются как процесс; структуры складываются исторически, а способы структурирования гендера многообразны и отражают господство разных социальных интересов.
Рассмотрим подробнее возможности применения данного подхода для анализа гендерных отношений в России, исходя из общей дискурсивной ситуации.

«Объединительная» парадигма как «полезная методология» анализа гендерных отношений в России

В последнее десятилетие мы является свидетелями и участниками изменения дискурсивной ситуации: происходит вхождение современной социальной теории в освобожденный российский дискурс. Российский (теоретический) дискурс в настоящее время является открытым; он находится в состоянии усвоения, освоения, восприятия, впитывания, «переваривания» множества социальных теорий самого разнообразного происхождения. Среди них — и классические подходы, и те, которые выросли как их критика. Такая дискурсивная всеядность компенсирует дискурсивный дефицит советского периода, когда многие традиции, создававшие почву для феминистской критической теории, были маргинализированы. Российская дискурсивная ситуация имеет выраженный когнитивный эффект. Он заключается в сосуществовании и наложении друг на друга теоретических моделей, концептов и категорий, выросшихв других контекстах (хронотопах, по терминологии М. Бахтина).
Гендерные исследования в мировой социологии вырастают как критическая теория основного классического и постклассического дискурса. Однако сам «западный» дискурс только «входит» в Российское интеллектуальное пространство в последнее десятилетие. Если в мировой социологии можно говорить о некотором (псевдо)поступательном развитии социологического знания, при котором одна теория заменяла другую, а последующая предыдущую «снимая» противоречия и критику, то в современном российском дискурсе одновременно и параллельно возникают концепты и модели, относящиеся к различным хронотопам. В области гендерных исследований разные парадигмы также развиваются одновременно – поло-ролевой подход сосуществует с его радикальной критикой, социально-конструктивисткие исследования проблематизируют категорию женского опыта, который еще не стал устоявшимся предметом исследования (подробнее см. 27). Дискурсивная открытость означает освоение и ревизию текстов, написанных на основе иного опыта в условиях пересекающихся дискурсивных потоков. Только начинающееся становление социологии гендерных отношений уже проблематизирует свои основания и претендует на междисциплинарность. В этом заключается упомянутый нами во введении когнитивный эффект новизны гендерного подхда в российской социологии.
Гендерный подход на Западе формировался как когнитивная практика женского движения. В России женское движение не является массовым и политически сильным, и, тем не менее, оно вырабатывает новые способы осмысления положения полов в обществе, а также формирует запрос на теоретическую разработку данной тематики. Не менее важной, с нашей точки зрения, для формирования гендерных иссследований в России является дискурсивная проблематизация гендерных отношений в период постсоветской трансформации. Масштабные социально-культурные и политические изменения российского общества в последнее десятилетие включают изменение статусных позиций различных социальных групп и категорий граждан. В сфере гендерных отношений эти изменения приводят к таким явлениям, как изменение структуры семьи, изменение системы социальных гарантий, изменение положение женщин и мужчин в сфере экономки и политики и в приватной сфере. Проблематизация гендерных отношений в публичном дискурсе приводит к росту исследовательского и общественного интереса к тематике.

В ситуации дискурсивной открытости и проблематизации гендерных отношений именно социология оказывается сензитивной (чувствительной) к гендерным исследованиям, в рамках которой «гендер» и «различия полов» становятся «полезными категориями анализа» (15). Становление гендерного подхода – происходит посредством выбора исследовательской стратегии, предполагающей выбор некоторой теории, методологии и методов исследования.
В силу открытости, плюрализма, новизны и изменчивости росийского дискурса о гендерных отношениях в современной российской социологии сосуществуют несколько стратегий гендерных исследований (или несколько вариантов гендерного подхода). Можно назвать такие из них, как структурный подход в функциональном или марксистском вариантах и социальный конструктивизм (подробнее см. 28, 29). Мы полагаем, что гендерный подход может стать «полезной методологией социального анализа» (если перефразировать Дж. Скотт), если он будет опираться на объединительную парадигму социологии, которая может быть названа структурно-конструктивистским подходом. Структурно-констуктивистский подход в гендерных исследованиях предполагает сочетание двух концептов – социального конструирования гендера и гендерной композиции. Первый концепт рассматривает динамическое измерение гендерных отношений на микроуровне – процесс создания и воспроизводства пола/гендера в процессе взаимодействия. Второй — концентрируется на структурных факторах, определяющих рамки гендерных отношений. Сочетание этих подходов создает методологический инструмент, пригодный для анализа микро и макроувней социального мира и их взаимопроникновения. Структурные факторы системы гендерных отношений задают институциональные возможности, в рамках которых происходит воспроизводство поло-ролевого поведения. Социальная дифференциация в разнообразных сферах общественной жизни воспринимается как набор объективных предписаний и реализуется в механизмах взаимодействия и социализации посредством таких институтов как семья, школа, ближайшее окружение, СМИ и сфера занятости, политика и пр.
Структурно-конструктивистский подход к анализу гендерных отношений разрабатывается Р. Коннеллом (12, 25). Проблема организации гендерных отношений рассматривается им как процесс взаимодействия агента и социальных структур, где структура складывается исторически, и тогда женственность и мужественность предстают как постоянно создаваемые идентичности. Этот подход исходит из признания власти как измерения гендерных отношений и рассматривается как основание практической политики, исходящей из нового понимания субъекта как агента и действующего лица, ограниченного структурами и изменяющего их (по аналогии с Бурдье и Гидденсом).
В рамках объединительной парадигмы Р.Коннелл разрабатывает теорию «гендерной композиции». Гендерная композиция — это социальная реальность, представленная как система структурных возможностей для старых и новых гендерных практик, которая охватывает три основные сферы — труд и экономики, политику и сферу эмоциональных отношений (катексис). Коннелл отказывается от термина «система» как коннотирующего с функционализмом, и указывает, что метафора «композиция» более адекватна для описания совокупности структур и практик гендерных отношений.
Три сферы структурных возможностей (названные выше) создают условия гендерного режима, понимаемого как правила игры (state of play) гендерных взаимодействий в конкретных институтах, таких как семья, государство, улица. Эти относительно устойчивые гендерные режимы, определяемые правилами игры в разных контекстах, находят свое выражение во множественных практиках уместной и поощряемой мужественности и женственности, а также в гендерном новаторстве временных аутсайдеров.
В рамках такого варианта гендерного подхода основной задачей социологии гендерных отношений является изучение гендерных режимов и их изменений.
Итак, социальные институты рассматриваются как организованные определенными правилами и организующие их, практики воспроизводят или трансформируют структуру. Институциональные структурные рамки не являются неизменными. Их изменение становится возможным, когда на микроуровне происходит «поломка» устойчивого образца взаимодействия, предписанного индивиду. Гендерная композиция, кажущаяся устойчивой и постоянно воспроизводящейся, вооруженная сложной системой санкций регулирующих нормативное поведение, на самом деле подвержена изменениям. Изменение гендерных режимов, или в более привычной нам терминологии, гендерных контрактов (29), является результатом множественных изменений на уровне повседневных взаимодействий, осуществляющихся через поломки старых образцов.
Проиллюстрируем нашу мысль на примере советского гендерного контракта – «работающая мать», который предполагал институциональные поддержки трудовой и материнской мобилизации советских гражданок (30). В личной биографии советских женщин этот контракт нашел выражение в балансе семейной и трудовой нагрузок. Как может быть разрушен такой контракт и соответствующий ему конструкт? Предполагается, что его разрушение может происходить как следствие структурных изменений в целом (реформы, изменение политики), так и вследствие коммулятивного изменения практик. Предпочтение карьеры материнству, отказ от материнства в пользу карьеры – эти альтернативные жизненные выборы (стратегии) сначала создают прецедент, а затем постепенно легитимизируются в контрактах «матери-домохозяйки» и «карьерной женщины» (31, на русском языке см. 32).
Предписания не являются непреложным социальным законом. Активный агент в состоянии прорвать структурные барьеры, опираясь на уникальную траекторию своего (индивидуального и групового) рефлексивного опыта. Активный агент (привычными нам словами: свободная личность) в новом обществе может создать новый мир отношений между полами, начав с себя- со своей идентичности, которую он сформулирует так, чтобы ему было комфортно существовать со всеми его странностями и возможностями в том числе и теми, которые определяются его биологически и социально сконструированной сексуальностью и культурно определенным полом. Новая композиция гендерной идентичности в состоянии раздвинуть рамки прежней системы и видоизменить предписания и роли, казавшиеся незыблемыми. Культурная трансформация российского общества – создает возможности для нового производства гендерных отношений.
Предлагаемый нами вариант применения объединительной парадигмы в гендерном подходе позволяет увидеть как структурные, так и межличностные основания производства новых и воспроизводства старых гендерных отношений. Чтобы изменилась коллективная практика, ей должен быть брошен вызов – одиночный или групповой. Этот вызов будет олицетворен «маргиналом», который – в силу обстоятельств собственного опыта — создаст прецедент «неуместного» поведения. Мать, оставляющая ребенка на попечении отца воспринимается либо как «чудовище», либо как жертва вынуждающих ее к этому обстоятельств. Но именно такой случай проблематизирует практики родительства и структуру семьи. «Компетентный» отец-одиночка — вначале маргинал, а затем может стать нормальным случаем родительства, наряду со многими другими. Гендерные отношения как отношения иерархии сегодня имеют шанс стать менее жесткими, в них власть общественных предписаний и неравенство между полами имеют шанс подвергнуться рефлексии и измениться.
Итак, объединительная парадигма позволяет анализировать гендерные отношения как процесс взаимодействия агентов и социальных структур. Гендерный подход, пытаясь разрешить дилемму практик – структур, может быть «полезной методологией анализа» анализа отношений власти, организованных на основании культурно-символического определения пола, и гендера как достигаемого статуса.
Отметим, однако, что гендерный подход в современной России развивается в интеллектуальном климате эссенциализма и биологического детерминизма, которые сменяют в общественном дискурсе официальные декларации о всемогуществе государственного конструирования советского человека (мужчины и женщины). Таким образом новый гендерный подход, который мы пытаемся развивать, пока противоречит основному направлению российского либерального дискурса. Этот культурный климат приводит к тому, что можно назвать институциональным эффектом новизны гендерного подхода. Он заключается в том, что гендерные и феминистские исследования (и соответствующие им структурные подразделения) рассматриваются как ориентированные на нежелательные изменения в сфере отношений между полами и, прежде всего, на разрушение семьи. Гендерный подход остается маргинальным в системе общественного знания. Легитимность данной тематики по-прежнему невысока, академическое сообщество скептически относится к проблематике гендерных исследований.
Однако, очевидна и другая тенденция: в настоящее время изучение гендерных отношений становится одним из элементов осмысления социальных преобразований в ситуации проблематизации оснований социологического знания. И это не только российская дискурсивная проблема. Социология гендерных отношений в условиях постмодернистского вызова (как на Западе, так и России) существует в дискурсивном пространстве, которое подрывает ее основания и одновременно обогащает методологию, тематику и методы исследования. Постмодернизм ставит под сомнение социологию как автономную область научного знания. Инстинкт самосохранения социолога как представителя своей дисциплины оберегает его/ее от погружения в постмодернистский дискурс, хотя постмодернистская методология видоизменяет отношение к науке в целом
В таком интеллектуальном контексте, гендерный подход заставляет социолога начать опасное предприятие: заняться осмыслением оснований своей собственной дисциплины. Социологу и социологии при этом приходится либо переосмысливать самое себя, либо вообще отказываться от жестких дисциплинарных границ, поскольку для анализа гендерной композиции необходимо использование данных всех сфер гуманитарного и социального знания.

Литература.
1. Клецин А. (1998). Дилеммы гендерной социологии // Гендерные исследования: Феминистская методология в социальных науках. Под ред. Жеребкиной И. Харьков: ХЦГИ, сс.187-193
2. Булавина Т. (1999). Первый опыт гендерной социологии в Украине // Гендерные иследования. N 3. СС.352-355.
3. Смелзер Н. (1994). Социология. М: Феникс.
4. Гидденс Э. (1999). Социология. М.: Эдиториал УРСС.

5. Giddens A. (1997). Sociology. Third Edition. Polity Press.
Giddens A. (1993). Sociology. Second Edition. Polity Press.
6. Abbot P & Wallace C. (1997) An Introduction to Sociology. Feminist Perspective. London & New York: Routledge.
7. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2, т.3. сс.7-544
8. Дюркгейм Э. (1991) О разделении общественного труда // Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. Наука.
9. Parsons T. Age and Sex in the Social Structure (1949) // Parsons, T. Essays in Sociological Theory Pure and Applied. PP. 218-232.
10. Parsons T. and Bales R (1955). Family, Socialization and Interaction Process. NY: The Free University Press
11. Nye et al (1976). Role Structure and Analysis of the Family (Beverly Hills, Sage), Sage Library of Social Research, Vol.24.
12 . Коннелл Р. (2000) Современные подходы // Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Здравомысловой Е, Темкиной А. СПб: Д.Буланин, в печати.
13. Goffman E (1997а). Frame Analysis of Gender. From «The Arrangment Between the Sexes» // Goffman Reader. Lemert C. and Branaman A. (eds.) Blackwell Publ. PP.201-208.

14. Goffman E (1997б). Gender Display. From «Gender Advertisements: Studies in the Anthropology of Visual Communication». // Goffman Reader. Lemert, C. and Branaman, A. Blackwell Publ. PP. 208-227.
15. Scott J. (1986). Gender: A Useful Category of Historical Analysis. In: American Historical Review. N 91: 1053-1075.
16. Hartmann H. (1997) The Unhappy Marriage of Marxism and Feminism. Toward a More Progressive Union // Nicholson L. The Second Wave. A Reader in Feminist Theory. PP. 97-122.
17. Рубин Г (2000) Обмен женщинами: заметки о “политической экономии” пола // Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Здравомысловой Е, Темкиной А. СПб: Д.Буланин, в печати.
18. Bem S. L (1983). Gender Schema Theory // Sings. Vol. 8, N 4, PP. 598-616.
19. Фридан Б (1994) Загадка женственности. М: Прогресс
20. Lindsey L. (1997) Gender Roles. A Sociological Perspective. Prentice Hall.
21. Клецина И. (1998) Гендерная социализация: Учебное пособие. СПб: РГПУ.
22 Бергер П, Лукман Т. (1995) Социальное конструирование реальности. М. Медиум.
23. Уэст К., Зиммерман Д (1997). Создание гендера // Гендерные тетради. Труды СПб филиала ИС РАН. СС. 94 — 124.
24. Lorber J. (1994) Paradoxes of Gender. Yale University Press.
25. Connell R. (1987). Gender and Power. Society, the Person and Sexual Politics. Stanford University Press
26. Гурко Т. (1998) Социология пола и гендерных отношений // Социология в России. Под ред. Ядова В. М: ИС РАН.
27. Здравомыслова Е, Темкина А (1999). Исследования женщин и гендерные исследования на Западе и в России // Общественные науки и современность. № 6. СС.177-185.
28. Здравомыслова Е, Темкина А. (1998) Социальное конструирование гендера // Социологический журнал. N ¾. СС. 171-182
29. Здравомыслова Е., Темкина А (1996). Введение. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. СПб: ЦНСИ. СС. 5-13.
30. Lapidus G. (1977) Sexual Equality in Soviet Policy: a Developmental Perspective // Atkinson (et al). Women in Russia, Stanford Univ.Press, СС. 115-139.
31. Rotkirch A. and Temkina A. (1997) Soviet Gender Contracts and Their Shifts in Comtemporary Russia // Idantutkimus. N 4. PP.6-24
32. Тартаковская И (1997) Социология пола и семьи. Самара

Социологические исследования, №11, 2000

Новый быт в современной России: гендерные исследования повседневности: коллективная монография / под ред. Елены Здравомысловой, Анны Роткирх, Анны Тёмкиной. - СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. - 524 с. - (Труды факультета политических наук и социологии; Вып. 17). ISBN 978-5-94380-077-1

В книге представлены результаты эмпирических исследований, посвященных различным аспектам формирования нового быта в современной России. Авторы фокусируют внимание на изменениях гендерного устройства частной жизни. Постсоциалистический быт создается на фоне социального расслоения, иерархизации заботы и коммерциализации повседневности. Интимная жизнь становится важным культурным кодом современного российского капитализма. Изменяются частное про- странство и потребительские практики, формируются новые идентичности и стратегии репродуктивного и сексуального поведения мужчин и женщин. Исследователи изучают такие привычные практики, как ремонт жилья, домашний наемный труд, сексуальные дебюты, контрацепцию, опыт родов и ухода за детьми. В книге приведены фрагменты дневников наблюдений и интервью.

Книга рассчитана в основном на специалистов в области социальных наук; ее содержание может быть привлекательно как для специалистов, так и для широкой читающей публики, которой интересно, как и за счет кого организуется новый быт российских обеспеченных слоев.

• Часть 1 НОВАЯ ЖЕНЩИНА: ГЕНДЕРНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ И КОММЕРЦИАЛИЗАЦИЯ ДОМАШНЕГО ТРУДА
• Ольга Чепурная. Автономная женщина: жизненная стратегия и ее эмоциональные
• издержки
• Елена Здравомыслова. Няни: коммерциализация заботы
• Ольга Ткач. Уборщица или помощница? Варианты гендерного контракта в условиях коммерциализации быта
• Часть 2 ОРГАНИЗАЦИЯ ДОМАШНЕГО ПРОСТРАНСТВА: ПОТРЕБЛЕНИЕ, ЕВРОСТАНДАРТ И ГЕНДЕРНЫЕ РОЛИ
• Борис Гладарев, Жанна Цинман. Дом, школа, врачи и музеи: потребительские практики среднего
• класса
• Лариса Шпаковская. «Мой дом - моя крепость». Обустройство жилья нового
• среднего класса
• Татьяна Андреева. Ремонт как строительство нового быта: демонстративное потребление и экономия ресурсов
• Часть 3 НОВАЯ ЛЮБОВЬ: БОЛЬШЕ СЕКСА - МЕНЬШЕ ПЕЛЕНАНИЙ!
• Наталья Яргомская. Трансформация сценария женского сексуального дебюта:
• «прощание с невинностью» и гименопластика
• Мери Лариваара. Моральная ответственность женщин и авторитет врачей:
• взаимодействие гинекологов и пациенток
• Настя Мейлахс. Неслышные переговоры: выбор способа предохранения
• и отношения между партнерами
• Светлана Ярошенко. Бедные люди: мир любви и сексуальности
• Анна-Мария Исола. Неблагополучные семьи: риторика российской демографической
• политики
• Анна Роткирх, Катя Кессели. Деторождение и его место в жизненном цикле петербургских
• женщин
• Ольга Бредникова. «Старородящая» молодая мать (институциональные игры
• с категориями возраста)
• Евгения Ангелова, Анна Тёмкина. Отец, участвующий в родах: гендерное партнерство
• или ситуативный контроль?
• Дарья Одинцова. Пеленание: реконфигурация повседневной практики

Задача данной главы заключается в том, чтобы представить социологические основания одного из феминистских подходов, получившего название теории социального конструирования гендера.

Сначала данный подход будет рассмотрен как феминистская критика эссенциализма в интерпретации полов и как когнитивная практика феминистского движения, затем будут проанализированы его теоретические основания и основные положения.

Социальное конструирование гендера как феминистская критика

В «Энциклопедии феминизма», опубликованной в 1986 году, социальный конструктивизм определяется в самом общем виде как “представления, что статус женщины и кажущееся естественным различие между мужским и женским не имеют биологического происхождения, а, скорее, являются способом интерпретации биологического, легитимным в данном обществе» (Tuttle 1986: 305).

Положение о том, что отношения между полами социально сконструированы, основано на отрицании биологического детерминизма. Сторонники теории социального конструирования гендера подвергают сомнению тот факт, что отношения, складывающиеся между полами в обществе, являются дериватами принадлежности к биологическому полу, что все социальное биологически фундировано и поэтому считается естественным и нормальным. Тем самым они критикуют внеисторизм и эссенциализм (сущностную неизменность) сложившихся отношений между полами и социальными группами, различающимися по биологическим признакам.

Феминистские сторонники социального конструктивизма развивают свой подход в оппозиции к нескольким группам взглядов. Во-первых, они оппонируют так называемой позиции «здравого смысла», во-вторых, основному руслу социальной теории, в-третьих, тем направлениям феминистской мысли, которые мыслят гендер как культурные корреляты биологического пола. Феминистская критика представляет собой один из аспектов когнитивной практики женского движения 2-й волны, целью которой является объяснение несправедливости существующего гендерного порядка и выработка средств для его изменения.

Итак, феминистская теория, во-первых, оппонирует здравому смыслу биологического детерминизма или фундаментализма. Природа человека, как известно доминирующему до сих пор здравому смыслу, носит двойственный характер, иными словами “все на свете делится на мужское и женское”. Моральная дихотомия полов (Goffman 1997а) признается как последнее основание разделения всей социальной реальности на мужскую и женскую не только в сфере биологического воспроизводства, но и в сфере культурного и социального (вос)производства.

В обыденных представлениях «анатомия – это судьба», следовательно, в основании культурной интерпретации пола, возраста, этничности содержится некая биологическая сущность, аскриптивный (предписанный) статус. Половые роли сконструированы; и мужчины, и женщины создаются, ими не рождаются – отстаивают критики парадоксальный для эссенциалистов тезис. Утверждается, что не существует ни женской, ни мужской сущности. Биология - не есть судьба ни для мужчины, ни для женщины (ни для всякого иного - ребенка, старика) - нет заданного изначально и навеки предопределенного женского/мужского вопреки предположениям «здравого смысла». Все мужское и женское, молодое и старое создано в разных контекстах, имеет разные лица и наполнено различным содержанием опыта и смыслами.

Сторонники теории социального конструирования гендера выступили, во-вторых, как критики основного русла социологических теорий, большинство из которых эксплицитно или имплицитно содержит эссенциалистсткие предпосылки трактовки отношений между полами. Поясним это на примере таких классических направлений социальной теории, как марксизм, структурный функционализм и драматургический интеракционизм.

Логика марксистской социологии при всех вариантах приводит исследователей к утверждению, что гендерные отношения, т.е. отношения между полами, - это один их аспектов производственных отношений, которые мыслятся как отношения эксплуатации. При этом разделение труда между мужчиной и женщиной рассматривается как первичное, необходимое для существования человеческого рода. «Вместе с этим (ростом потребностей – ЕЗ, АТ) развивается и разделение труда, которое вначале было лишь разделением труда в половом акте, а потом – разделением труда, совершавшимся само собой или «естественно возникшим» благодаря природным задаткам (например, физической силе), потребностям, случайностям» (Маркс, Энгельс 1955: 30)

Э. Дюркгейм связывает изменение положения полов с общественным разделением труда и развитием цивилизации. В результате социального развития, считает Дюркгейм, «один из полов завладел эмоциональными функциями, а другой – интеллектуальными» (Дюркгейм 1991: 61). В основании диссоциации функций находятся «дополняющие друг друга – (т.е. природные – ЕЗ, АТ) различия» (там же 58).

Колоссальное влияние на осмысление отношений между полами в социологической мысли имели труды Т.Парсонса, особенно совместная монография Парсонса и Бэйлза (Parsons, Bales 1955, Parsons 1949). Этот подход стал парадигмальным, получив название поло-ролевого. Согласно ему, женщина выполняет экспрессивную роль в социальной системе, мужчина – инструментальную. Экспрессивная роль означает, говоря современным языком, осуществление заботы, эмоциональной работы, поддержание психологического баланса семьи. Эта роль является монополией домашней хозяйки, относится к сфере ответственности женщины. Инструментальная роль мужчины заключается в регуляции отношений между семьей и другими социальными системами, это роль добытчика и защитника. Типы ролевого поведения определяются социальным положением, ролевые стереотипы усваиваются в процессе социализации и интериоризации норм, или ролевых ожиданий. Правильное исполнение роли обеспечивается системой поощрений и наказаний (санкций), положительных и отрицательных подкреплений. При этом исходным основанием поло-ролевого подхода является имплицитное признание биологического детерминизма ролей, отсылающее к фрейдистскому представлению о врожденных мужском и женском началах.

Поло-ролевой подход оказался настолько востребованным в социологии, что и в его рамках, и за его пределами вплоть до настоящего времени используются понятия мужской и женской роли. Данный подход стал общим местом научных и повседневных обсуждений мужского и женского. Как указывает австралийский социолог Р. Коннелл, биологическая дихотомия, лежащая в основе теории ролей, убедила многих теоретиков в том, что отношения полов не включают измерения власти, «женская» и «мужская» роли молчаливо признаются равнозначными, хотя и разными по содержанию (Коннелл 2000: 262).

Драматургический интеракционизм И.Гофмана считается источником социально-конструктивистской интерпретации гендерных отношений. Однако и в его работах можно усмотреть эссенциалистские тезисы. Половые различия, рассматриваемые им на уровне социального взаимодействия, воспринимаются как выражение естественной половой сущности индивидов. «Гендерная игра», осуществляемая в социальных взаимодействиях, становится «естественным» проявлением сущности (биологического пола) актеров, которая организована социально. Половые различия наделяются социальным смыслом в соответствии с принципами институциональной рефлексивности (Goffman 1997а, 1997б). Гендерная институциональная рефлексивность рассматривается как встроенность гендерных стереотипов во все институты общества.

Итак, до распространения феминисткой критики в 70-е годы, интерпретация полов в социологии в своем основании так или иначе содержала эссенциалистские принципы. Это касается и марксистской социологии, и структурно-функционального анализа, и социологии микроуровня. Социология практически всегда включала в свое поле рассмотрение отношений полов, которое зависело от общего теоретического подхода, пол при этом интерпретировался как аскриптивный (приписанный) статус.

Феминистский гендерный подход сформировался как критика представлений классической социологии о природе отношений между полами. В его рамках статус пола перестает быть аскриптивным. Гендерные отношения рассматриваются как социально организованные отношения власти и неравенства. Именно в рамках социально-конструктивистского подхода было сформулировано такое понимание гендерных отношений и определен предмет гендерных исследований.

Как указывает немецкая исследовательница Р.Хоф, гендерные исследования задаются прежде всего вопросом о значении, которое приписывается различиям между мужчинами и женщинами. Исследователи отрицают наличие причинной зависимости между мужской и женской анатомией и определенными общественными ролями, которая принимается как естественный порядок вещей. Общественная организация, в которой мужчины и женщины играют определенные роли, не может быть понята без анализа соответствующих властных систем (Хоф 1999: 42).

Кроме того, социальные конструктивисты оппонируют предшествующей феминистской мысли, противопоставляющей гендер полу как культурное - биологическому. Тезис о том, что «женщиной рождаются» подвергается критике уже Симоной де Бовуар в работе «Второй пол» (1949 г) (Бовуар 1997). Однако в феминистской литературе вплоть до начала 70-х годов доминировало представление о том, что гендер является культурным коррелятом пола, в основании которого находятся природные (анатомические) характеристики. В контексте различения пола и гендера считалось, что гендерная константа формируется у ребенка к пятилетнему возрасту. Дальнейшая социлизация заключается лишь в обогащении базовой роли соответствующими опытами, посредством чего гендерная константа воспроизводится и укрепляется. Гендерная идентичность становится личностным атрибутом, который фиксируется и остается неизменным и неотчуждаемым. В этом смысле гендерная константа может быть с успехом уподоблена биологическому полу. Если гендер достигнут к пятилетнему возрасту и дальше уже не изменяется, то по существу он функционирует как аскриптивный статус.

Под влиянием социально-конструктивисткой феминистской критики происходит проблематизация анатомических и других биологических оснований пола Сомнение в том, что пол и гендер различаются как приписанный и достигаемый статусы приводит к новой интерпретации этих понятий. Гендер определяется как причина и результат повседневных взаимодействий, которые контролируются обществом.

Биологический детерминизм представляется феминисткам неприемлемым по политическим мотивами. Теория как когнитивная практика движения ориентируется на социальные изменения, т.е. на изменения гендерной стратификационной системы. Социальная теория призвана предоставить обоснование изменения гендерного порядка и соответствующих коллективных действий.

Социальный конструктивизм стал той теорией, на основании которой стали концептуалироваться различия между разными категориями женщин и мужчин. Во второй половине 80-х годов в рамках женского движения был подвергнут сомнению доминирующий тогда феминистский дискурс - дискурс общности женского опыта страдания или дискурс женского универсализма. Декларация женской общности, выражаемая обращением “сестры” и категорией женщина, была поставлена под сомнение. На этом этапе вызов доминирующей феминистской позиции был обусловлен активизацией в движении и дискурсе цветных женщин, в том числе и чернокожих американок. Они определили весь предшествующий феминистский дискурс как обсуждение белыми женщинами, принадлежащими к среднему классу, своих проблем, не связанных с опытом женщин других этнических, социальных, религиозных групп. Частные опыты, утверждали они, имеют локальный характер, его генерализация всегда приобретает идеологический смысл. Приписывание всем женщинам опыта американок, принадлежащих среднему классу, интерпретируется как попытка белых женщин элиты утвердить свое дискурсивное господство над разного рода меньшинствами.

В ответ на доминирующий феминистский дискурс возникают национальные, локальные и этнические феминизмы. Иллюстрацией этой позиции является высказывание афро-американской феминистки белл Хукс, которая утверждает, что в большинстве текстов, написанных белыми женщинами по женскому вопросу, начиная с XIX-го века и до сих пор, авторы пишут о людях (вообще), а имеют в виду белых людей, при этом говорят «женщины», но имеют в виду белую женщину. Соответственно, термин «черный» часто употребляется у них как синоним «черных мужчин». В монографии «Феминистская теория: от края к центру» в 1984-м году белл хукс приходит к заключению, что в США белые мужчины являются угнетателями белых женщин, но белые мужчины и женщины одновременно являются угнетателями черных (bell hooks 1984, см. также белл хукс 2000) , т.о., система господства конструируется и воспроизводится на разных уровнях в рамках одной расы и между расами.

В основе нового представления цветных феминисток о гендерных отношениях лежит опыт депривации (обездоленности) определенных групп женщин, который не вписывался в сложившуюся парадигму. Меньшинства феминистского движения (цветные) оказались немыми, лишенными голоса в дискурсе феминизма. Политически осознанное переживание и осмысление несправедливости становится сильнейшим стимулом для формирования нового теоретического подхода. Единственная возможность стать видимыми и слышимыми для других женщин заключалась в переосмыслении теоретических оснований той концепции, которая оставила их опыт за пределами публичного дискурса, который, по Ю.Хабермасу является дискурсом о справедливости и правах человека.

Итак, задачей новых сил феминистского движения конца 80-х годов становится анализ значений, приписываемых различиям мужского и женского в разных контекстах, и анализ отношений власти, которые создаются социальными взаимодействиями.

Исследователи осознали необходимость прояснить основания существующих гендерных отношений, ответить на вопрос, как возможны гендерные отношения в данном обществе, каким образом они создаются, принимая вид естественных и имманентно присущих индивиду, группе, социуму. Если признать, что гендер сконструирован как общественные отношения властного взаимодействия, то можно поставить вопрос об изменении данных отношений. То, что встроено в социальный порядок, может быть не только проанализировано, но также подвержено сомнению и перестроено.

Теория социального конструирования гендера как всякая феминистская теория, содержит политический мотив и ориентирована на политический результат. В этом смысле мы можем считать ее идеологией – т.е. ориентацией на социальные изменения. Сторонники этого подхода, в частности, американская исследовательница Д.Лорбер, утверждает, что необходимо построение нового социального порядка, потому что социальный порядок, существующий в настоящее время, пронизан гендерными отношениями неравенства и базируется на них (Lorber, Farrell 1981). Социальный порядок будущего должен быть основан на принципе гендерного равенства. Это означает, что различия, в том числе и между полами, перестанут реализовываться как иерархические, как предполагающие разный статус, разные возможности.

Основные источники и основные положения теории социального конструирования гендера

Для прояснения сути той или иной специальной теории надо показать ее место в поле современной социологии. Социально-конструктивистская интерпретация гендерных отношений не является автономной, она вырастает из более широкого пост-классического социологического дискурса. Можно выделить, по крайней мере, три социологические теории, которые стали питательной почвой формирования данного феминистского исследовательского направления.

1). Социально-конструктивистский подход П.Бергера и Т.Лукмана

Основной тезис теории П.Бергера и Т.Лукмана, изложенный в работе 1966 года «Социальное конструирование реальности» (Бергер, Лукман 1995), сводится к следующему. Социальная реальность является одновременно объективной и субъективной. Она отвечает требованиям объективности, поскольку независима от индивида. С другой стороны, социальную реальность можно рассматривать как субъективный мир, потому что она постоянно созидается индивидом.

Американский социолог Бергер и немецкий социолог Лукман в середине 60-х годов поставили под сомнение господствующую американскую социологическую парадигму - парсонсианское представление о том, что есть социологическое по-знание. Основой социологии как таковой они объявили социологию знания, что отражено в подзаголовке книги: трактат по социологии знания. Социология знания возникла в 20-е годы и рассматривалась, прежде всего, как изучение социального происхождения идей, концепций и теорий (Sheler 1960). Бергер и Лукман, вслед за К.Манхеймом (1994), расширяют это понимание. Они заземляют саму трактовку знания: для них сфера знания - это не только высокие сферы теоретических концептов, но и обыденное знание, т.е. весь тот запас навыков, опытов и стереотипов, которым оперирует человечество в мире повседневности. Таким образом интерпретированная социология знания суть социология per se, поскольку ее предметом оказывается происхождение и механизмы создания того опыта и того социального порядка, который имеет место быть.

В феминистском дискурсе эта теория получает сильные позиции во второй половине 80-х годов. Феминистские исследователи ставят перед собой ту же самую задачу, что и авторы указанного выше трактата. Гендер для них - это повседневный мир взаимодействия мужского и женского, во-площенный в практиках, представлениях, предпочтениях бытования. Гендер - это системная характеристика социального порядка, от которой невозможно избавиться, от которой невозможно отказаться - она постоянно вос-производится и в структурах сознания, и в структурах действия и взаимодействия. Задача исследователя – выяснить, каким образом создается мужское и женское во взаимодействии, в каких сферах и каким образом оно поддерживается и воспроизводится.

Рассмотрим аргументы в пользу нового подхода. С чем связано сомнение в том, что пол является врожденным и неизменным, что человека, который родился, можно однозначно приписать к тому или иному полу? Одним из вызовов такой позиции является гомосексуализм и не столько сама практика гомосекусуальных отношений, сколько изменение дискурса об однополой любви. Второй вызов - это обсуждение проблемы транссексуалов. Третий вызов связан с осмыслением новейших биологических исследований, согласно которым однозначное приписывание пола по хромосомным и генетическим признакам является затрудительным. Все явления, прежде рассматривавшиеся как аномалии, болезни, перверзии, в пост-современном дискурсе нашли место как варианты нормы, как проявления многообразия жизни. Новые дискурсивный факты приводят феминистских авторов к выводу, что не только роли, но и самая принадлежность по полу приписывается индивидам в процессе взаимодействия.

Новый тезис заключается в том, что пол является социальным конструктом. Представление о социальном конструировании гендера существенно отличаются от теории гендерной социализации, разработанной в рамках поло-ролевого подхода Т.Парсонса, Р.Бейлса и М.Комаровски (Parsons 1949, Parsons, Bales 1955, Komarovsky 1950). В центре поло-ролевой теории социализации - процесс научения и интериоризации культурно-нормативных стандартов, стабилизирующих социум. Научение предполагает усвоение и воспроизведение существующих норм. Подоплекой этого концепта является представление о личности как относительно пассивной сущности, которая воспринимает, усваивает культурную данность, но не создает ее сама.

Первое отличие теории конструирования гендера от традиционной теории гендерной социализации заключается в акценте на активность научаемого индивида . Идея конструирования подчеркивает деятельностный характер усвоения опыта. Субъект создает гендерные правила и гендерные отношения, а не только усваивает и воспроизводит их. Он может и воспроизвести их, но, с другой стороны, - он в состоянии их разрушить. Сама идея создания подразумевает возможность изменения социальной структуры. То есть, с одной стороны, гендерные отношения являются объективными, потому что индивид их воспринимает как внеположенную данность, но, с другой стороны, они являются субъективными как социально конструируемые каждодневно, ежеминутно, здесь и сейчас.

Второе отличие обсуждаемого здесь подхода заключается в том, что гендерное отношение понимается не просто как различие-дополнение, а как конструируемые отношение неравенства, в рамках которых мужчины занимают доминирующие позиции. Дело не только в том, что в семье и в обществе мужчины выполняют инструментальную, а женщины - экспрессивную роль (Parsons, Bales 1955), а в том, что исполнение предписанных и усвоенных ролей подразумевает неравенство возможностей, преимущества мужчины в публичной сфере, вытеснение женщины в приватную. При этом сама приватная сфера оказывается менее значимой, менее престижной и даже репрессированной в западном обществе периода модерна.

Гендерные иерархии (вос)производятся на уровне социальных взаимодействий. Факт «производства гендера» («doing gender») становится очевидным лишь в случае коммуникативного сбоя, поломки сложившихся образцов поведения.

2). Этнометодология Г.Гарфинкеля: случай Агнес как категоризация и осуществление гендера в повседневности

Концептуализация проблем гендерных отношений Гарфинкелем представлена анализом случая транссексуализма Агнес (Garfinkel 1967). Рассмотрим его подробнее. Агнес с рождения до восемнадцатилетнего возраста воспитывалась мальчиком, с рождения имея мужские гениталии. В 18-летнем возрасте, когда сексуальные предпочтения и телесная идиома привели к личностному кризису, он(а) поменяла идентичность и приняла решение стать женщиной. Наличие мужских гениталий она интерпретировала как ошибку природы. Эта «ошибка», по мнению Агнес, подтверждается тем фактом, что везде ее принимали за женщину, и сексуальные предпочтения, которые она испытывала, были сексуальными предпочтениями гетеросексуальной женщины. Смена идентичности приводит к тому, что Агнес полностью меняет образ жизни: она покидает родительский дом и город, меняет внешность - стрижку, одежду, имя. Через некоторое время Агнес убеждает хирургов в том, что ей необходимо сделать операцию по смене половых органов. Происходит хирургическая реконструкция гениталий. У нее появляется сексуальный партнер мужского пола. В связи с изменением биологического пола перед ней стоит жизненно важная задача - стать настоящей женщиной. Ей очень важно, чтобы ее никогда не разоблачили - это залог ее признания в обществе, ее вписывания в рутину повседневности. Это задача, которую новая молодая женщина должна решить, не имея «врожденных сертификатов» женственности, не имея изначально женских половых органов, не пройдя школу женского опыта, который известен лишь частично, поскольку во многом незаметен в материи человеческих взаимоотношений. Выполняя эту задачу, Агнес осуществляет постоянные действия по созданию и подтверждению новой гендерной идентичности. Именно эта стратегия становления настоящей женщины становится предметом анализа Гарфинкеля.

Случай Агнес, проанализованный в феминистской перспективе, позволяет по-новому понять, что такое пол (sex). Для того, чтобы выяснить, каким же образом создается, конструируется и контролируется гендер в рамках социального порядка, исследователи аналитически различают три главных понятия: биологический пол (sex), приписывание пола (категоризация по полу) и гендер (Уэст, Зиммерман 1997).

Биологический пол – это совокупность биологических признаков, которые являются лишь предпосылкой отнесения индивида к тому или иному биологическому полу. Категоризация по полу или приписывание пола в отношении индивида имеет социальное происхождение. Наличие или отсутствие соответствующих первичных половых признаков не гарантирует того, что индивида будут относить к определенной категории по полу. Агнес сознательно строит собственный гендер, учитывая механизмы категоризация по признаку пола, действующие в повседневной жизни. Она повседневно занята тем, чтобы убедить общество в своей женской идентичности. Гарфинкель называет Агнес методологом-практиком и истинным социологом, потому что, попадая в проблемную ситуацию гендерного сбоя (gender trouble), она начинает осознавать механизмы «делания» социального порядка. Ее опыт, фиксируемый и анализируемый Гарфинкелем и его исследовательской группой, приводит к пониманию того, что социальный порядок держится на различии мужского и женского, т.е. он гендерно сконструирован.

Отличие пола, категоризации по признаку пола и гендера позволяют исследователям выйти за пределы интерпретации пола как биологической данности, как константы, как аскриптивного статуса, противопоставленного гендеру – достигаемому статусу. Гендер мыслится как результат повседневных взаимодействий, требующих постоянного исполнения и подтверждения, он не достигается раз и навсегда в качестве неизменного статуса, а постоянно производится и воспроизводится в коммуникативных ситуациях. Одновременно это «культурное производство» скрывается, и выдается обществом за проявление некоей биологической сущности. Однако в ситуациях коммуникативных сбоев самый факт «производства» и его механизмы становятся очевидными.

Процедура приписывания пола постоянно сопровождает повседневное человеческое взаимодействие. В пользу данного тезиса американские феминистские исследователи К.Уэст и Д.Зиммерман (1997) приводят другой пример «гендерного сбоя». Клиент - социолог приходит в компьютерный магазин и обращается к продавцу за консультацией. Однако он сталкивается с затруднением в коммуникации лицом к лицу, поскольку не может определить пола человека, к которому он адресует свой вопрос. Рассказчик-клиент ощущает чрезвычайное неудобство от невозможности идентифицировать пол продавца-партнера по взаимодействию - он сталкивается с тем, что может быть названо gender trouble. Покупатель-социолог осознает, что эффективная коммуникация по законам и нормам общества, в котором он живет, требует определения пола взаимодействующих. Он испытывает потребность в категоризации, потребность отнести этого продавца к женскому или мужскому полу. В ситуации неопределенности в процессе взаимодействия возникает вопрос о критериях отнесения того или иного лица к категории пола.

Ситуация в магазине оставила клиента-исследователя в недоумении. Он не смог определить пол продавца, но сформулировал методологическую проблему. Ситуация коммуникативного сбоя позволила зафиксировать потребность идентифицировать агентов взаимодействия по признаку пола, возникающую в процессе коммуникации. Когда пол того, с кем взаимодействуешь, известен, коммуникация работает. Если возникает проблема идентификации, коммуникация дает сбой. Таким образом исследователи подходят к выводу, чрезвычайно важному для микросоциологии гендерных отношений, а именно: приписывание пола (категоризация принадлежности по полу) является базовой практикой повседневного взаимодействия; она становится обычно нерефлексируемым фоном для коммуникации во всех социальных сферах и избавиться от нее не представляется возможным. Категоризация по полу атрибутивна социальному взаимодействию. Когда она затруднена, возникает коммуникативный срыв.

Рассказ о продавце и покупателе - это нарратив о проблемной ситуации коммуникации, позволяющей различить пол и категоризацию по полу (или приписывание пола). Пол индивида далеко не всегда совпадает с той категорией принадлежности по полу, которая ему приписана. Если биологический пол определяется через наличие биологических признаков - анатомо-физиологических, то в ситуации взаимодействия лицом к лицу приписывание пола происходит по другим признакам.

Каким образом конституируется категория принадлежности полу в том или ином контексте, мы можем понять, лишь проанализировав механизмы работы той или иной культуры. Отсюда становится ясным, что гендерные отношения - это конструкты той культуры, в рамках которой они работают. Или - иными словами - работа культуры по приписыванию половой принадлежности и называется гендером.

Приведенное выше рассуждение позволяет конструктивистам сформулировать следующее понимание гендера. Гендер - это система межличностного взаимодействия, посредством которого создается, утверждается, подтверждается и воспроизводится представление о мужском и женском как базовых категориях социального порядка (Уэст, Зиммерман 1997: 7-99).

3) Драматургический интеракционизм И.Гофмана: гендерный дисплей

В теории социального конструирования ответ на вопрос, как концептуализировать контексты, в которых создаются базовые категории мужского и женского, фундирован другим теоретическим фреймом - социологическим (драматургическим) интеракционизмом И.Гофмана (Goffman 1997а, б).

Утверждая, что гендер созидается каждый момент, здесь и сейчас, исследователи приходят к выводу, что для понимания его оснований необходимо обратиться к анализу микро-контекста социального взаимодействия. Гендер в рамках этого подхода рассматривается как результат социального взаимодействия и одновременно его источник.

Гендер проявляет себя как базовое отношение социального порядка. Чтобы осмыслить процесс строительства этого социального порядка в конкретной ситуации межличностного взаимодействия, Гофман вводит понятие гендерного дисплея. В коммуникации лицом к лицу обмен разного типа информацией сопровождаются фоновым процессом созидания гендера - doing gender. По утверждению Гофмана, гендерный дисплей является основным механизмом создания гендера на уровне межличностного взаимодействия лицом к лицу.

Используя понятие гендерного дисплея, конструктивисты вслед за Гофманом утверждают, что гендерные отношения невозможно свести к исполнению половых ролей, что механизмы гендера более тонки, и гендер нельзя сменить, подобно платью или роли в спектакле, он сросся с телами агентов взаимодействия . Дисплей - это многообразие представления и проявления мужского и женского во взаимодействии. Гендерный дисплей как представление половой принадлежности во взаимодействии (как спектакль) столь тонок и сложен, что его исполнение не может быть сведено к определенным репликам, костюмам, гриму и антуражу и пр. Вся атмосфера - стиль, хабитус в лексиконе других социологов - составляют дисплей гендера. Эта виртуозная игра выучена актерами давно, она срослась с их жизнями, поэтому она выглядит естественным проявлением их сущности - выражением не гендера, но естества (биологического пола). В этом и заключается загадка конструирования гендера - каждую минуту участвуя в этом маскараде представления пола, мы делаем это таким образом, что игра кажется нам имманентно присущей и отражающей нашу сущность.

Феминистские исследователи оппонируют, как уже было сказано, биологическому детерминизму и не считают гендерный дисплей выражением биологической сущности пола. Дисплей, явленный в многообразии жестов, мимической игре, а также в материально-вещном оснащении исполнения, не является продолжением анатомо-физиологического пола, поскольку он не универсален, культурно детерминирован. Разные широты, разные истории, разные расы и социальные группы обнаруживают разные дисплеи. Различия гендерных дисплеев затрудняют сведение их к биологическим детерминантам, но зато заставляют обратить внимание на властное измерение отношений между полами, явленное в дисплее.

Гендерный дисплей как механизм создания гендера на уровне взаимодействий должен быть «исполнен» таким образом, чтобы партнеры по коммуникации были правильно идентифицированы, т.е. как женщины/мужчины c уместным стилем и поведением в конкретной ситуации.

Для эффективной коммуникации в мире повседневности необходимо базовое доверие по отношению к тому, с кем происходит взаимодействие. Коммуникативное доверие основывается на возможности идентификации, основанной на социальном опыте агентов взаимодействия. Быть мужчиной и женщиной и проявлять это в дисплее - значит быть социально-компетентным человеком, вызывающим доверие и вписывающимся в коммуникативные практики, приемлемые в данной культуре.

Условием доверия (а значит, коммуникации лицом к лицу) является неартикулированное допущение, что каждое действующее лицо обладает целостностью, обеспечивающей постоянство, когерентность и преемственность в его действиях. Эта целостность или идентичность мыслится как основанная на некоей сущности, которая является в многообразии поведенческих проявлений дисплеев женственности и мужественности, выражая принадлежность к полу и создавая возможность для категоризации.

Средства, которые используются в обществе для выражения принадлежности по полу, Гофман называет формальными конвенциональными актами. Формальные конвенциональные акты представляют собой модели у-местного в конкретной ситуации поведения. Они построены по принципу «утверждение – реакция» и способствуют сохранению и воспроизводству норм повседневного взаимодействия. При этом предполагается, что исполнителями конвенциональных актов являются социально-компетентные действующие лица, включенные в данный социальный порядок, гарантирующий им защищенность от посягательств безумных (социально некомпетентных) индивидов. Примеры конвенциональных актов - контекстов гендерного дисплея неисчислимы. Всякое ситуативное поведение, всякое сборище (gathering), по Гофману, мыслится как гендерно окрашенное. Официальная встреча, конференция, банкет - один ряд ситуаций; деловой разговор, исполнение работы, участие в игре - другой. Воспитательные практики, сегрегация в использовании институциональных пространств - еще одна групп примеров. Гендерный дисплей представляет собой совокупность формальных конвенциональных актов взаимодействия.

Осознание связи гендерных проявлений с контекстами эффективной коммуникации, привело к использованию конструктивистами понятия подотчетности и объяснимости (accountability). Процесс коммуникации предполагает некоторое количество негласных допущений или условий, создающих сами возможности взаимодействия. Когда взаимодействующее лицо вступает в коммуникативный контекст, оно демонстрирует себя, сообщая о себе некую информацию, способствующую наведению коммуникативного моста, формированию отношения базового доверия. Начиная общение, коммуникатор представляет себя как лицо, которое должно вызывать доверие. Его дисплей - это рассказ о себе, отчет перед другими, который своей у-местностью делает человека приемлемым для коммуникации. Дисплей - это сертификат, гарантирующий его признание как нормального, который не нуждается в социальной изоляции и лечении.

Социальное воспроизводство дихотомии мужского и женского в гендерном дисплее гарантирует сохранение социального и интерактивного порядка. Как только дисплей выходит за пределы подотчетности, как только он перестает вписываться в общепринятые нормы бытования, его исполнитель попадает в ситуацию гендерной проблемы. Если женщина попробует стать тамадой на грузинском застолье, если мужчина-отец возьмет бюллетень по уходу за грудным младенцем при живой-здоровой матери в сегодняшней России, если мальчик в детском саду открыто выразит свое предпочтение игре в куклы - все эти персонажи столкнутся с сомнением общества в их социальной компетентности как мужчин и женщин. Это сомнение обусловлено тем, что их поведение не укладывается в созданные обществом нормы гендерного дисплея. Нарушение гендерного дисплея грозит остракизмом, но способствуют формированию эмержентных норм .

Гофман полагает, что в ситуации взаимодействия гендерный дисплей действует как «затравка». Демонстрация принадлежности по полу предшествует исполнению основной практики и завершает ее, работая как переключающий механизм (scheduling). Гофман считает, что гендерный дисплей является включением в более важную практику, выступая своего рода прелюдией перед какой-то конкретной деятельностью. Феминистские конструктивисты Уэст и Зиммерман критикуют Гофмана за недооценку проникающей способности гендера. Анализируя взаимодействия, они показывают, что явление половой принадлежности происходит не на его периферии, оно работает не только в моменты переключения видов деятельности, но пронизывает взаимодействия на всех уровнях. Такая вездесущность и всепроникаемость гендера связана, в том числе, и с дискурсивным строением речи.

Грамматические формы родов, присутствующие во всех письменных языках, закрепляют женственность и мужественность как структурные формы и создают базовую основу для исполнения партий мужчины и женщины в многообразных контекстах. Обозначение профессиональной принадлежности, снабженное гендерным маркером, - доктор и докторша, врач и врачиха - вызывают работу воображения, опирающуюся на опыт повседневности. Используя гендерные языковые формы, мы актуализируем представление о том, как должна себя вести женщина-врач и что мы ожидаем от мужчины-доктора. То же самое можно сказать о любой социальной ситуации. Всякая реально существующая или виртуальная ситуация взаимодействия гендерно специфицирована, и избавиться от этого не представляется возможным. Для изменения такого социального порядка надо изменить не только практики повседневности, но и дискурсивные структуры языка, что пытаются делать радикальные феминистки.

Итак, необходимость производства мужественности и женственности коренится в представлениях о социальной компетентности участников взаимодействия. Это производство непрерывно, он не сводится к ролевым исполнениям, но характеризует личность тотально и выражается в гендерном дисплее. Гендерный дисплей конвенционален и способствует воспроизводству социального порядка, основанного на представление о мужском и женском в данной культуре. Данный тезис конструктивизма основан на микросоциологии социального взаимодействия и подтверждается исследованиями Гофмана, Гарфинкеля, Бергера, Лукмана и других социологов феноменологического направления.

Некоторые положения теории социального-конструирования гендера

Гендер и власть. Одним из самых существенных тезисов конструктивизма является тезис об инкорпорированности властных отношений в гендерные. В основе гендерной организации социальной реальности, утверждают феминистские исследователи, лежат отношения власти. В современном обществе отношение мужского и женского - это отношение различия, сконструированного как неравенство возможностей. Асимметрия отношений подчеркивается гендерным дисплеем, который маскирует дискриминацию под различие. Большинство ситуаций взаимодействия демонстрирует разные шансы для мужчины и женщины, причем в публичной сфере шансы мужчины очевидно выше. В западной литературе приводятся многочисленные доказательства данного тезиса. Так, анализ беседы с участием мужчин и женщин показывает, что женщина менее активна, больше слушает, меньше говорит. Анализ распределения рабочих мест показывает, что женщины, по преимуществу, занимают исполнительские позиции неключевого характера в отношении принятия решений. То же самое относится и к сфере политики. Итак, начиная анализировать гендерные отношения на уровне межличностного взаимодействия в контексте формальных конвенциональных актов, феминистские исследователи приходят к заключению о том, как конструируется гендер на макроуровне социальных институтов.

Анализ социального производства пола показывает, что гендерные отношения представляют собой отношения стратификации. Таким образом, конструктивистский взгляд на гендерное измерение взаимодействия приводит к методологически обоснованному отказу от двух предшествующих концепций социально-половых различий - концепции социальных ролей (гендерных ролей) и концепции психологических половых различий.

С точки зрения конструктивистов, гендер нельзя мыслить как социальную роль. Роли ситуативны и в принципе сводимы к набору операций. В одной ситуации эта роль может быть ролью - врача, в другой - супруга (и), в третьей – спортсмена (ки). При этом гендерная вариация присутствует в исполнении каждой из ролей. Гендер оказывается квазиролью, которая пронизывает все остальные ролевые спецификации, является базовой (идентичностью, если говорить другими словами), на которую нанизываются все другие. В этом отношении гендер является категорией, подобной этничности - она точно так же обусловливает тот контекст, который приобретают конкретные роли для личности или социальной группы.

Гендер не сводим и к совокупности психологических черт личности (соответственно, мужских или женских ). Сторонники конструктивизма утверждают, что психологизация гендера препятствует анализу того, каким образом социальные институты становятся гендерно-специфицированными. Гендерные отношения как социальные отношения неравенства по признаку пола, встроены в социальный порядок таким образом, что приписывания психологических черт является лишь аспектом этих отношений.

Итак гендер - это не роль и не совокупность психологических черт, а базовая идентичность. Гендерные отношения – это отношения стратификации, в основе которых лежат отношения власти. Различия мужского и женского сконструировано как неравенство возможностей.

Сферы конструирования гендерных отношений и задачи конструктивистского анализа. Из данной методологии следуют определенные исследовательские задачи. Прежде всего, необходимо выяснить ресурсы создания гендера. Если мы рассматриваем гендер как постоянно создаваемое взаимодействие, то необходимо рассмотреть те средства, которые могут быть использованы обществом для того, чтобы создать мужское и женское как неравное. Необходимо исследовать весь набор практик взаимоотношений между людьми с точки зрения ресурсов, которые сознательно и бессознательно используются для получения преимуществ и определения своего места в обществе. Предметом анализа феминистских конструктивистов является создание гендера в разных сферах социальной жизни - публичной и приватной. Приведем несколько примеров.

Публичная сфера условно дифференцирована на политический, экономический и символический миры. Каждый из них продуцирует отношения между полами. В сфере оплачиваемого труда области для анализа гендерного маскарада многообразны: институты - мир рабочих мест и профессий; мужские и женские сферы занятости. Квалификационная иерархия существует между профессиями и внутри одной профессии. Гендерная стратификация означает различие в количестве и содержании жизненных шансов социальных мужчин и женщин и различия в их стратегиях. Даже в рамках одного и того же набора профессиональных действий мы сталкиваемся с трудно артикулируемым различием в стиле мужского и женского исполнения - гендерным дисплеем. Соответственно, задача исследования - выяснить, как стилевые особенности влияют на шансы изменения социальной позиции.

В сфере политики мы также можем рассмотреть гендерное измерение. Здесь важно не только цифры, иллюстрирующие соотношение мужчин и женщин в электоральном поведении и подсчет результатов голосования мужчин и женщин за разные партии. Для конструктивистов важны диспозиции в политической элите, ходы политических карьер, механизмы компенсации дефицитов власти за счет ресурсов гендерного маскарада. Построение имиджа политического лидера-мужчины как супермена (напр., В.Жириновский) и использование обаяния как козыря в политической карьере женщины (И.Хакамада) - в арсенале ресурсов создания гендера в политических отношениях (Темкина 1996).

Средства массовой информации воспроизводит и усиливает образы гендерного мира. Они создают однозначно относимую к тому ли иному полу и заряженную сексуальностью символику. СМИ используют символический капитал в производстве гендера. Образы супермужчины и суперженщины, Барби и Шварцнеггер, феминистки и традиционные женщины создают диапазон возможных выборов и показывают, каковы шансы мужчин и женщин в управлении порядком.

Гендер утверждается вербально. Феминистские культурологи, пытающиеся реформировать «гендерно-пораженный» язык, прослеживают, каким образом он создает и воспроизводит дискриминационный дискурс.

Приватная сфера предоставляет еще одну сферу создания гендерного порядка. Семья, межличностные отношения дружбы, сексуальность, отношения заботы - это сферы, где феминизм видит квинтэссенцию женского опыта и одновременно источник подавления женщины. Подавление связано с вытеснением женщины в домашний мир в контексте модернизационного проекта. Дом как категория - является миром женщины как в традиционном обществе, так и в обществе периода модерна. Как он устроен, какое место он занимает в социуме в целом, какое место мире Дома занимает мужчина - все это становится предметом анализа гендерных практик данного общества.

И, наконец, соотношение приватной и публичной сферы в данном социуме является ключевым для конструирования власти в отношениях между полами. Например, неразвитая публичная сфера в СССР ведет к кризису традиционной маскулинности, которая не в силах реализоваться в чуждой ей приватной сфере - нищей и бедной, но традиционно занятой женщинами и, прежде всего, женщинами старшего поколения (Здравомыслова, Темкина 2000).

Еще одно исследовательское поле - это рекрутирование гендерных идентичностей. Понятие рекрутирования гендерной идентичности приходит на смену понятию поло-ролевой социализации. Последняя подвергается критике еще и потому, что предполагается социальный консенсус по поводу поло-ролевой дифференциации. Социальные различия полов рассматриваются как справедливые и предполагающие взаимодополнительность. При этом вне рефлексии оказывается социальное неравенство. Недаром Гофман, перефразируя Маркса, писал, что не религия, а гендер является опиумом для народа: мужчина современного капитализма, страдающий от подавления в разнообразных общественных структурах, всегда найдет женщину, выполняющую функцию заботы и обеспечивающую уход - женщину, которая является обслуживающим персоналом по призванию (Goffman 1997а: 203).

Однако устойчивость гендерного консенсуса подвергается сомнению новыми образцами социального развития, в том числе и практикой феминистского движения. Люди творят свой гендер, изменяя отношения. То, зачем и каким образом они творят новый гендер, можно понять через анализ рекрутирования социальных идентичностей (в т.ч. и гендерных).

Д.Кахилл описывает опыт дошкольников, используя эту модель (воспроизведенную Уэстом и Зиммерманом). на приходит к выводу, что смысл самоприписывания пола для ребенка заключается в идентификации себя как социально-компетентного субъекта. Ребенок называет себя соответственно мальчиком и девочкой, прежде всего, для того, чтобы быть взрослым в глазах других людей. Оппозиция детского - взрослого, безгендерно - гендерно специфического может быть проанализирована на примере игры дошкольников. Вначале дети младшего дошкольного возраста идентифицируются окружением как маленькие, как дети - в единственном числе они обозначаются словом ребенок. В какой-то момент в процессе взросления они отказываются от своей идентификации с ребенком - с нерациональным, социально-некомпетентным существом. Перед ребенком открыты возможности идентифицироваться с группой через отнесение себя к категории по полу: можно называться (стать) либо мальчиком, либо девочкой. Характерный пример: девочка семи лет каждый раз в общественном транспорте, когда о ней говорят: «Осторожнее, здесь ребенок», - отвечает без запинки: «Я не ребенок - я девочка».

Такой же пример приводит Кахилл, анализируя следующую ситуацию. Ребенок в группе дошкольников играет с ожерельем и одевает ожерелье себе на шею, пытается примерить, но хочет, чтобы этого никто не видел. Этот ребенок - мальчик. Подходит воспитательница и говорит: «Ты хочешь это надеть?» Мальчик говорит: «Нет, это носят девочки». – «Но это носит и король», - отвечает воспитательница. Ребенок возражает: «Я не король, я мальчик». Суть аргумента Кахилл в том, что роль мальчика выбрана в данном случае сознательно, этот молодой человек рекрутируется в категорию принадлежности по полу, потому что он хочет использовать ресурс компетентности, он хочет быть взрослым. Для того чтобы стать взрослым, для того чтобы стать существом, принадлежащим к этому социальному порядку, он может быть только мужчиной или женщиной (см. Уэст, Зиммерман 1997).

Возможности конструктивисткой интерпретации гендерного порядка приводят к переформулированию теории социализации в категориях рекрутирования (конструирования) гендерной идентичности.

Итак, теория социального конструирования гендера основана на аналитическом различении биологического пола и социального процесса приписывания пола (категоризации по признаку пола). Гендер при этом рассматривается как работа общества по приписыванию пола. Таким образом, гендер может быть определен как отношение взаимодействия, в котором проявляются мужское и женское, воспринимаемые как естественные сущности. Гендерное отношение конструируется как отношение социального неравенства. Если исходить из теоретической посылки о конструировании гендера, то становится возможным выдвинуть положение о его реконструировании и изменении. Отношения между мужским и женским, представления об этом отношении могут изменяться. Гендерный дисплей может быть средством и подтверждения, и разрушения установленного гендерного порядка. Для того, чтобы обеспечить возможности социального изменения, необходимо контекстуализировать отношения неравенства между явленными представлениями о сущностно мужском и женском.

Представление о гендере как социальном конструкте предполагает, что и пол, и гендер, и сексуальность производны от социального контекста. Социальная реальность гендерных отношений структурирована другими социальными отношениями, значимыми для воспроизведения существующего социального порядка. Эти отношения складываются по критериям приписывания расы (этничности) и класса. По утверждению английских социологов Х.Энтиас и Н.Ювал-Дэвис, говорить отдельно о классе, гендере, этничности и расе, неэвристично, потому что каждый контекст обусловлен синергетической связью этих категорий. Гендер, класс и раса (этничность) создают синдром социальной идентичности. Так, например, черные мужчины и черные женщины одновременно подавляются белыми женщинами и мужчинами; при этом в семьях низшего класса черные женщины могут доминировать над черными мужчинами. В азиатских культурах мы увидим иное отношение между полами, чем в европейских (Anthias, Uuval-Davis 1983) .

Контекстуализация гендерных отношений является не только теоретической, но и политической позицией. Конструктивизм позволяет избежать гегемонии белых женщин среднего класса в феминистском дискурсе и практике феминистской движения. Представляется, что методология социального конструирования гендера является в высшей степени продуктивной для исследования гендерной проблематики в российском контексте.

Литература

• Батлер Дж. (2000) Гендерное беспокойство // Антология гендерной теории. Сост. Гаповой Е, Усмановой А. Минск: Пропилеи. СС. 297-346
• белл хукс (2000) Феминистская теория: от края к центру // Антология гендерной теории. Сост. Гаповой Е., Усмановой А. Минск: Пропилеи. СС.236-253
• Бергер П., Лукман Т (1995). Социальное конструирование реальности. Трактат по соцологии знания. Пер. с англ. М.: Медиум.
• Бовуар С. (1997). Второй пол. М: Прогресс, СПб: Алетейя.
• Дюркгейм Э. (1991) О разделении общественного труда // Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М: Наука. СС. 3-390
• Здравомыслова Е, Темкина А. (2000) Кризис маскулинности в позднесоветском дискурсе. Рукопись подготовлена к печати.
• Коннелл Р. (2000) Современные подходы // Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Здравомысловой Е, Темкиной А. СПб: Д.Буланин. СС.251-279.
• Манхейм К. (1994). Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист. CC. 7-276
• Маркс К., Энгельс Ф. (1955). Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2, т.3. сс.7-544
• Темкина А (1996). Женский путь в политику: гендерная перспектива // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период / Под ред. Здравомысловой Е., Темкиной А. Труды Центра независимых социальных исследований 1996, № 4. СПб, C.19-32
• Хоф Р. (1999) Возникновение и развитие гендерных исследований // Пол. Гендер. Культура. Под ред. Шоре Э., Хайдер К. М. РГГУ. СС. 23-54.
• Уэст К., Зиммерман Д. (1997) Создание гендера Пер. с англ. // Гендерные Тетради. СПб.: Труды СПбФ ИС РАН. Под ред. Клецина А. Вып. Первый. СС.94-124
• Anthias F., Uuval-Davis N (1983). Contextualizing Feminism - Gender, Etnic and Class Divisions // Feminist Review, 1983, № 15.
• bell hooks B (1984). Feminist Theory: From Margin to Centre. Boston: South End Press.
• Butler J. (1990) Gender Trouble. NY, London: Routledge,
• Garfinkel H (1967). Studies in Ethnomethodology. Englewood Cliffs, N.J.:Prentice-Hall.
• Goffman E (1997а). Frame Analysis of Gender. From «The Arrangment Between the Sexes» // Goffman Reader. Lemert C. and Branaman A. (eds.) Blackwell Publ. PP.201-208.
• Goffman E (1997б). Gender Display. From «Gender Advertisements: Studies in the Anthropology of Visual Communication». // Goffman Reader. Lemert, C. and Branaman, A. Blackwell Publ. PP. 208-227.
• Komarovsky M (1950).Functional Analysis of Sex Roles/ / American Sociological Review, № 15, P. 508-516.
• Lorber J., Farell S., eds (1981). Social Construction of Gender. Sage Publications,.
• Nye et al (1976). Role Structure and Analysis of the Family (Beverly Hills, Sage), Sage Library of Social Research, Vol.24.
• Parsons T (1949). Age and Sex in the Social Structure // Parsons, T. Essays in Sociological Theory. Pure and Applied. Glencoe, Illinois: The Free Press.PP. 218-232.
• Parsons T., Bales R (1955). Family, Socialization and Interaction Process. NY: The Free University Press
• Scheler M (1960). Wissensformen und die Gesellschaft // Probleme einer Soziologie des Wissens. Bern.
• Tuttle L (1986). Encyclopedia of Feminism. Arrow Books,1986.

1 Версии данной главы были опубликованы: Здравомыслова Е, Темкина А (1999). Социальное конструирование гендера как феминистская теория //Женщина. Гендер. Культура. Москва.
Ред. Хоткина 3., Пушкарева Н.,Трофимова Е. СС. 46-65; (1998). Социальное конструирование гендера // Социологический журнал. N 3-4 СС.171-182.
2 В работе «Ролевая структура и анализ семьи» (Nye 1976) « группа американских социологов приводит удивительный список ролей, которые они обнаружили в американской семье, включая «роль заботы о детях», «роль родственника», «сексуальную роль», «рекреационную роль», не говоря уже о ролях «добытчика» и «хранительницы очага» (Коннелл, 2000: 259).
3 У Бергера и Лукмана термин «социализация» рассматривается неортодоксально – не только как процесс усвоения ролей, но и как процесс выработки новых правил
4 С этого момента наш рассказ на русском языке затруднен в связи с гендерной заданностью родов существительных, язык предполагает использование мужского и женских родов – и мы не можем выйти за пределы данных дискурсивных структур.
5 Термин “gender trouble» заимствован из книги Д.Батлер (Buller , который на русский язык переведен также как «гендерное беспокойство» (Батлер 2000).
6 Феминистские тексты содержат много метафор, проясняющих смысл утверждений. Используем этот прием и приведем метафору. Миф о смерти Геракла сводится к тому, что герой надевает на себя плащ кентавра Неса, пропитанный ядом. Яд мгновенно проникает в тело Геракла, пытающегося в ужасных мучениях сорвать с себя плащ. Напрасно! Плащ срастается с телом, его можно сорвать только с кожей. Гендер в интерпретации Гофмана напоминает плащ Неса. Феминистки также подчеркивают не только неразделимость гендера и коммуникации, но и болезненность приписанного пола. Срывание плаща Неса – слом гендерной идентичности – всегда вызывает боль.
7 Вспомним мадам Кукшину - непривлекательный образ эмансипе из романа И.С.Тургенева «Отцы и дети», противопоставленный истинно женственной Одинцовой. Стиль Кукшиной, сколько бы не осуждались писателем, давно утвердился в нашем обществе, расширив допустимые нормы проявления женственности.